— Зато натуральная блондинка, — согласилась я.
От крыв дверь в свою комнату, я сразу спрятала конфеты и книжку в сейф, к банке растворимого кофе и какой-то монографии — Самантиной, вестимо. Повесила пальто на вешалку, шапку после некоторых раздумий ляпнула на батарею — сохнуть, и настежь распахнула форточку, радуясь, что Саманты сегодня нет и не будет, а значит, никто не станет уговаривать меня а) бросить курить, б) закрыть окно, прекратить сквозняк и не простужать ее, Саманту.
Сигареты! Достать из кармана пальто, положить на подоконник. Коробка из-под монпасье сойдет за пепельницу.
В комнату пополз острый запах свежевыпавшего снега, городские приглушенные звуки, вялое карканье далеких ворон.
У стекла лежал слой снега толщиной в ладонь. Скоро начнет смеркаться.
Ну и хорошо. Мне всегда хорошо работалось в сумерках. И болелось тоже.
Разбор бумаг, оставшихся после Саманты, занял ровно два часа. Даже смешно. Она всегда такая аккуратистка была. До последнего держалась. Все-то у нее пронумеровано, сложено, рассортировано — кроме последних четырех папок, с которыми мне, собственно, и пришлось возиться большую часть этого времени. Какая-то монография с благополучно утерянным титульным листом, много-много черновиков — да, Саманта, почерк у тебя даже хуже, чем мой — несколько красивых рецензий, какая-то квитанция с фиолетовым расплывшимся штампом, и фотография — тусклая, безыскусная, немного не в фокусе. Ну естественно, что не в фокусе, это же Нильс снимал — но зато мы там все на себя похожи. И чуть-чуть на друга. Это с позапрошлого празднования Нового Года. Прямо здесь, в институте, и отмечали. У меня тут замечательно хитрый вид, Саманта оживленная и немножко тревожная, Дед импозантен, как всегда — вот только весь в конфетти; Игорь ухмыляется, у Бьянки лицо обиженное и вследствие этого слегка перекошенное, Валерий любуется отобранным у меня бокалом шампанского, а Вика — просто красавица, тут и говорить нечего. А вот чье это плечо, я не знаю. Очень подозрительное плечо.
Наверное, я довольно долго улыбалась над этой фотографией — и, что гораздо хуже, утратила всякое чувство реальности, потому что когда на моем столе всхрапнул телефон, я подпрыгнула на стуле так, что чуть было с него не свалилась — но телефон уже молчал. Очень загадочно молчал.
Они что с моим будильником — сговорились, что ли?…
Фотографию я в результате определила на стенку — рядом с шикарной репродукцией вида какого-то северного острова. Море, скалы, холодное небо, темный лес. Саманта всегда говорила, что ее уже от одного вида этого безобразия озноб пробирает, но я делала вид, что ничего не замечаю. Мне этот остров нравится. Там меня точно никто по телефону ловить не будет.
…Ну ладно, Саманта, уговорила. Рядом со сканами надписей из гробниц оч-чень древних правителей оч-чень далеких стран ты же не откажешься висеть, правда?… Ну и хорошо. А программку из-под "Совсем другой колдуньи" я повыше переклею. Ну и отлично. Ну и хорошо.
Снова зазвонил телефон — но на этот раз я была настороже.
Ну до чего же противный звонок.
Один. Другой. Третий.
И не надоедает же кое-кому. Вот отключу однажды нафиг и скажу потом, что так и было. Вот.
Шестой. Седьмой.
Я не выдержала, сцапала с подоконника сигареты и нервно закурила, стоя над телефоном, как над умирающим лучшим врагом.
…Десятый. Одиннадцатый!
Я приподняла трубку — и тут же опустила ее обратно на рычаг. Только попробуйте перезвонить.
Дверь распахнулась, в комнату влетел Нильс со своей зеленой шапкой наперевес, воззрился на меня с нескрываемым изумлением.
— Алена, ты чего трубку не берешь, если ты тут?
— Разве? — удивилась я, сбрасывая пепел в импровизированную пепельницу.
— Ага, — сказал он. — Понял.
— Гирлянду купил?
Нильс радостно кивнул, примащиваясь на краешке стола Саманты — давно уже усвоил, что от своего рабочего места я всех гоняю безжалостно.
— Даже две, — сказал Нильс, пытаясь пригладить торчащие во все стороны ярко-рыжие патлы.
— Они даже горят? — усомнилась я.
— А как же! — отозвался Нильс, украдкой посмотревшись в оконное стекло. — Я все проверил. Их, наверное, уже на елку приверчивают. Пошли, ты помогать будешь?
— Неохота, — сказала я. — А что у тебя в Универе?
Он посмотрел на меня с обидой…
— Ален, ты прям как моя мама. Ты еще спроси, как я сессию собираюсь сдавать.
— С особой жестокостью, — предположила я.
Нильс немного подумал и взвыл фальшивым трагическим тоном: