— Они меня там не ценя-а-ат! Я им. А они мне. А я им. Алена, — сказал он вдруг нормальным голосом, — а я тебе в библиотеке "Кошкодава" откопал.
Следует поощрить.
— Умница.
— Хочу кофе, — мгновенно сориентировался он.
— Банка в сейфе, — сказала я.
Уже через пять минут мы с вундеркиндом попивали кофеек, распечатав, между прочим, и новую коробку с конфетами. Нильс пытался что-то проныть касательно бутербродиков с колбасочкой, я предложила ему сходить за ними в буфет, и Нильс взял еще одну конфету. Сладкое от горя не помогает. Его девушка бросила всего неделю назад. На Вику чем-то похожа. Тоже мне, оригинальные грабли.
— А без Саманты тут как-то не так, — заметил он в конце концов.
— Тут вообще как-то не так, — не согласилась я.
Нильс задумчиво поколотил ложечкой о чашку, вытащил ее, облизал и бросил обратно.
— А что, — сказал он, — она совсем теперь писать не будет?
— Насколько я знаю, нет, — сказала я. — Устав их ордена запрещает. Да она и сама не станет.
— А где их монастырь?
— Какая разница. Далеко.
Я взяла еще одну сигарету. Зажигалочный огонек никак не хотел выщелкиваться.
Нильс печально посмотрел на меня — и неожиданно заявил очень бодро:
— Тебе курить вредно, положи сигарету немедленно сейчас же.
Я усмехнулась и задавила ее в пепельнице. Взглянула на Нильса — тот заерзал:
— Ну и что ты на меня такими глазами смотришь?
— Ничего, — сказала я. — Кого-то ты мне напоминаешь.
Нильс встал, одернул свитер, с достоинством мне кивнул — и ушел, из-за двери крикнув еще раз, что все меня у елки ждут, чтобы ее наряжать, например.
Я посмотрела в окно — кажется, там уже начинало смеркаться — и закурила снова. Горький дым. И кофе не очень. А вот что Нильс "Кошкодава" нашел — это хорошо. Книга не в моем вкусе, но. Зло автор пошутил, конечно. Признанный мастер детективной интриги, прекрасный психолог, переводчик-самоучка.
Стандартная завязка, стандартное развитие — в рамках его таланта, конечно. Повествование от лица второстепенного персонажа, глуповатого — некоторые говорят, наивного — подростка, герой, героиня, таинственный дом, загадки и намеки, ничего еще непонятно, только-только что-то трепетать начинает, атмосфера накаляется, мурашки стадами бегают по коже. И глупенького подростка убивают. Он не знает, кто его убил. Он вообще ничего не знает, он рассказчик, он — глаза читателя, глаза подслеповатые и порой невнимательные, и его — убивают.
Обрыв посреди строки. И триста белых, абсолютно чистых страниц — до конца книги, до алой ламинированной обложки. Триста пустых страниц.
Я не знаю ни одного человека, который в первое мгновение не испытал бы ярости и раздражения из-за этого недотепы, по глупости которого он, читатель, никогда не узнает, чем закончилась книга. Некоторые, правда, потом испытывали что-то вроде приступа стыда — но все равно как-то неубедительно, потому что "Кошкодав" обещал быть шедевром.
Я не уверена, что он все же является им. Нет. Злая шутка злого автора. Если бы он не написал ее по причине собственной смерти — инфаркт какой-нибудь, или даже если бы его самого пристрелили прямо за рабочим столом — шок был бы менее велик. Такое бы поняли. Такое бы простили. Впрочем, писатель этот после скандального успеха "Кошкодава" написал еще пару вещей — качественных, но отнюдь не блестящих — отхватил какую-то второстепенную премию за вклад в развитие жанра, а потом и вовсе ушел из писательства.
Кое-кто пытался искать в "Кошкодаве" великий сакральный смысл; кое-кто утверждал, что повествование закончено, а кто не понимает — тот дурак, а кто понимает — вот таблицы и графики; кто-то пустил гулять по свету не лишенный изящества апокриф, что-де в какой-то там мизерной части тиража белые страницы не совсем белые, а с какими-то разрозненными фразами и словами.
В общем, развлекался кто как умел. Спасибо, Нильс. Я теперь тоже развлекусь.
Снова зазвонил телефон. Поколебавшись, я сняла трубку.
— Слушаю.
— Ален, это ты?… Привет!
— Привет, Ахмед, — сказала я.
— Как жизнь?
— Прекрасно, — ответила я, собирая раскиданные по столу шуршащие обертки в одну кучу и выбрасывая все сразу в корзину для бумаг.
— Хочешь в кино?
Я задумалась.
— А на что?
— На "Совсем другую колдунью", — гордо ответил Ахмед.
— Ее что, экранизировали? — ужаснулась я.
— Алена. — укоризненно произнес Ахмед. — Ты издеваешься, что ли?
— Нет, — сказала я. — Конечно, нет. А кто еще идет?
— Юрка и Сандра. Ты ее, наверное, не помнишь.
— Почему же, — сказала я задумчиво, — очень даже помню.