— Ну почему же, разве хоть раз мы давали повод усомниться в нашей честности и искренней заинтересованности в сотрудничестве?
— Аппетит приходит во время еды, — банально ответила я. — И что-то мне не очень верится, что вы ограничитесь одной акцией.
Карл ответил не сразу.
— Вам очень к лицу этот свитер, — сказал он. — Это мохер?
— Мохер, — ответила я, распрямляясь и оборачиваясь лицом к окну.
Какая темень.
— А ваша сестра тоже любит мохер?
— Дорогой Карл, — сказала я проникновенно. — Вы, конечно же, слушаете радио. И телевизор смотрите. И в театр ходите. И газетки читаете, и журнальчики. Вы уверены, что у вас хватит духу отказаться от всего этого только из опасения, что где-нибудь промелькнет пара слов, предназначенных для вас индивидуально? Внезапный инфаркт, инсульт, паралич — ну, по вашему выбору. Слова для вас я составила еще в первый день нашего знакомства. Для Алины и Базиля тоже, если вас это интересует. Не облегчайте работу вашим соперникам. В противном случае это мне придется дарить вам маленький северный остров, где никого, кроме вас, не будет.
Долгая пауза.
— Алена, вы совершенно неправильно меня поняли, — сказал Карл наконец. Только теперь в его голосе пробилась злость. — Мы.
— Карл, вам меня хорошо видно? — перебила я его.
— Да.
— И слышно?
— И слышно.
— Ну так идите вы в.
Удивляюсь даже, как выговорила. Нильс бы мной гордился.
Пауза, щелчок и длинные гудки.
Я добралась до выключателя и вырубила в комнате свет. Села на краешек стола, комкая в руке хрустящую фольгу от конфеты. Меня трясло.
Дрянь. Вот дрянь. Никогда больше не буду писать диссертаций на такие темы.
Я чувствовала, что меня начинает разбирать нервный смех — и сбежала от греха подальше вниз, наряжать эту несчастную елку этими несчастными игрушками. Там никто не удивится. Там все такие.
В холле возле елки меня встретили сдержанными возгласами — в общем, даже радостными, хотя Дед, конечно, не преминул заметить:
— Вот и тунеядка наша пришла!..
Можно подумать, что именно издевательство над елкой составляет мои прямые служебные обязанности, а все остальное — так, неважно, за такое даже зарплату можно давать через раз. Хотя Дед вообще любит вещать на подобные абстрактные темы. Однажды устроил всему нашему отделу грандиозный разнос — уже не скажу точно, за что, помню только, как гремел: "Коллектив! Ответственность! Наша миссия! Не наша миссия! Потомки! Предки!.." и так на полчаса. Я слушала с большим интересом и порывалась записывать наиболее любопытные выражения — но Валерий, зараза, в конце концов отобрал у меня блокнот и потом под общий хохот зачитывал избранные цитаты в местах скопления сотрудников. Дело кончилось тем, что Дед потребовал себе машинописную копию его речуги.
Он у нас вообще славный. Дед. Борода дыбом, очки сверкают, костюм от портного, колючая серебряная мишура на шее.
Конечно, собственно к елке меня уже не подпустили, прогнали вешать гирлянду — но после того, как я доходчиво объяснила, что боюсь высоты и в подтверждение своих слов немножко расшатала сложную конструкцию из столов и стульев, без которой на нужную высоту не дотянуться — от меня отстали, аккуратно сняли со стула и отправили вырезать из салфеток снежинки на окна.
Это пожалуйста.
А елка была очень красивая — даже сейчас, в полунаряженном виде. Высокая, темная, пушистая — и пахла так, как будто издевалась! До Нового Года еще шесть дней, а она так бессовестно пахнет!..
Уже поблескивали округлыми стеклянными боками игрушки, которые мы частично понатаскали из дома, частично купили на общественные деньги, и сверкучая мишура знобко спускалась с ветки на ветку, и Роберт с четвертого этажа уговаривал новенькую пепельноволосую девочку, что дождик нужно вешать в последнюю очередь — а та только смеялась в ответ и разводила руками, уже запутанными в прошлогоднем потускневшем дождике.
Снежинки у меня получались — загляденье. Как-то я обмолвилась Софье, чем мы занимаемся всем коллективом в предновогодние дни — она только головой покачала. А как я ей объясню, что у нас вза-и-мо-по-ни-ма-ни-е на почве ненавистного искусственного языка, на котором мучительно говорить больше четырех-пяти часов подряд?… Вот то-то же. И Новый Год, наверное, опять будем все вместе встречать. А потом разбегаться каждый в свой угол, чтобы не видеть утренних лиц, когда уже нет сил говорить.
Раздался отчаянный звон, несколько голосов хором чертыхнулись — а Нильс бодрой рысью промчался мимо меня и исчез в темном коридоре.
— Разбили? — крикнула я весело.