— И не надейся, — отозвался один возмущенный голос.
Я хмыкнула и вернулась к своим снежинкам, становящимся все причудливей и затейливей. Ровный белый свет заливал холл. Тускло блестел пол, выложенный темно-серыми и бордовыми плитками. Люди сновали по залу взад и вперед, и все вокруг сверкало и переливалось, игрушки, мишура, очки Деда, ножницы у меня в руках. Смех был повсюду. Шуршали газеты. Пахло хвоей и мандаринами.
Темнота была за окнами и сквозняком тянуло мне в спину.
Пепельноволосая девочка водрузила на стол рядом со мной небольшую картонную коробку, споро разрезала скотч и азартно зашуршала сначала газетами, а потом — целым ворохом яркой разноцветной мишуры, вытягивая из коробки все новые нити и что-то бормоча при этом себе под нос.
Я невольно прислушалась — незнакомка говорила с воображаемым собеседником, приговаривая время от времени: "А вот это тебе нравится? А вот это? Вот здорово, давай к нам домой тоже такие купим. А какая у нас будет елка? Я не хочу искусственную, а ты? Вот здорово!" Ну и так далее. Ничего интересного. Через это все переводчики проходят на определенном этапе. Шок нужно пережить. У кого-то это быстрее происходит, у кого-то медленней. Ничего страшного, решительно ничего. Идеальный собеседник — он на то и идеальный собеседник, что только мечта и ничего больше. Зато какая мечта. Спроси меня тогда кто-нибудь, кто такой Собеседник — ответила бы не колеблясь: чудо. Ты прозрачен перед ним, он беззащитен перед тобой. Чудо.
…Впрочем, я и сейчас так скажу. Если кто-нибудь спросит.
А вообще — я счастливая. Лично знаю целых четыре случая, когда человек находил своего близнеца. О встрече живого Собеседника только слышала — правда, из вторых рук. Саманта в свое время умоляла подарить ей этот материал для диссертации — я отдала, конечно. Все равно этой темой заниматься не буду.
Девушка перехватила мой рассеянный взгляд и покраснела.
— Какие красивые снежинки, — сказала она дрожащим голосом.
— Да, — согласилась я гордо. — А ты.
— Дженнифер, — сказала она торопливо. — Можно Женя. А тебя я знаю, мне Нильс про тебя рассказывал.
— Вот как?
— Да, а еще.
Ее кто-то позвал — и она, извинившись и еще раз покраснев, убежала куда-то в противоположный конец холла. Я подумала, отложила ножницы и тоже пошла посмотреть, в чем дело.
Ах вот оно что! Валерий притащил гитару и теперь явно собирается петь. Чудесно, чудесно.
Мы рассыпались вокруг него; кто-то сел на стул, кто-то — на пол, на подстеленную газету, на раздавленную коробку. Нильс опасливо прятался за елкой, периодически выглядывая из-за мохнатых веток и с испугом косясь в сторону Деда; я прислонилась к стенке, а Игорь и Бьянка, обнявшись, сидели у моих ног.
— Что? — традиционно спросил Валера, поднимая от гитары голову и прищуриваясь близоруко и беспомощно.
— Любимую! — дружно ответили несколько голосов, и Валера, улыбнувшись, запел, тихонько перебирая струны:
Чем дольше я живу,
Тем дальше от людей
Себя я нахожу ежевечерне.
Пел он негромко и печально, отчетливо выговаривая слова и глядя сквозь своих слушателей; все молчали, хотя и знали песню наизусть. Может быть, со второго куплета кто-нибудь подхватит. Нет, все молчат, слушают. Мерцает клок "дождика" на полу.
…Какая длинная песня. Я не слышала ее с прошлого года. Я успела забыть, какая она длинная. Я успела забыть, какой красивый голос у Валерия — он редко поет. Какая невыносимо длинная песня.
Невыносимо.
Я тихонько отступила из круга слушателей; никто не заметил. Пойду на крышу. Покурю там. Просто покурю. Наверное, снег идет. Город красивый.
Валерий же тихо поет — почему его и тут так хорошо слышно?…
…Один бреду сквозь ночь,
Больной, как белый зверь,
И кроме снега ничего не слышу.
И кроме снега, никого не слышу. И кроме снега, никого не слышу.
Я забрала из своей комнаты пальто, набросила на плечи, сунула в карман пачку с сигаретами.
На крышу. Скорей на крышу. Я за-ды-ха-юсь.
…Никого нет. Как хорошо.
Я смахнула со скамейки снег и села, осторожно подогнув полу пальто. Закурила.
Небо, в городе обычно грязно-розоватое из-за света многочисленных огней, теперь было густо-синее, плотное, живое — и снег летел с него нескончаемо и невесомо — и я, запрокинув голову, летела сквозь снег.
Сигарета сама выпала из онемевших пальцев. Холода я не чувствовала. Огни города были далеко внизу, и снежинки не ловили их отблесков.
— Алена?… Алена, ну ты что. Алена же!