Хорошо, что хоть ветер в спину.
Автобус подошел уже переполненный, люди торчали изо всех его дверей и чуть-чуть из окна; я нерешительно потопталась на месте, но штурмовать его так и не отважилась — и, понаблюдав за тем, как мои коллеги по ожиданию с ревом берут вожделенный транспорт, похвалила себя за сообразительность. Автобус, беззубо прихватив створками дверей не сумевших до конца втиснуться в салон пассажиров, буркнул что-то и укатил в сине-оранжевую даль, слегка растушеванную не прекращающим падать снегом — а я подумала еще чуть-чуть, посмотрела на часы, посмотрела на мрачных конкурентов — и в результате добиралась до школы пешком.
Ко времени, когда я добрела до приземистого желтоватого здания, уже начало светать, но снег так и не перестал. В школе было шумно, предпразднично и тепло; два раза меня чуть не сшибали с ног восторженные разрумянившиеся школьники, один раз — местная кошка, за которой они гнались, раз двадцать со мной поздоровались младшеклассники — каждый раз на новом языке, причем среди их приветствий я явственно разобрала "как же ты мне надоела", "не вызывайте меня сегодня, пожалуйста" и "классно выглядите", которое, впрочем, сильно смахивало на "вот это сумка" — и один раз весьма удачно разминулась с завучихой.
В классе меня встретил торжественный запах синтетической елки и мела, хилая мишура по стенам, у потолка и поперек доски (это намек) и слитный грохот встающих при моем появлении учеников.
— С наступающим, — сказала я. — Садитесь.
Уверена, что половина из них услышала в моих словах недовольство результатами недавнего диктанта и обещание скорой кары.
— Староста, кого нет?
Долговязая отличница начала унылое, но, к счастью, недолгое перечисление отсутствующих, а я обвела глазами притихший, возбужденный близостью праздника класс, выбирая себе жертву.
— Ну-с, — сказала я, когда она села на место, — кто что понял из "Летних рассказов"?
Настороженное молчание.
— Добровольцы есть?
Смотрят на меня, как на сумасшедшую. Их можно понять: в школьной программе на этот год нет более сложного для восприятия произведения. Не встречала еще ни одного человека, на родном языке которого была бы написана эта вещь. Автор, конечно, гений, но читать его без кучи словарей и стопки кривых диаграмм совершенно невыносимо — и те, кто ставили "Летние рассказы" в программу для восьмого класса, это, конечно, понимали. Пес их знает — а может, они таким образом надеются когда-нибудь все-таки найти близнеца автора?… Затея почти безнадежная, особенно учитывая, что при написании данного опуса гений проявил неуместную изобретательность (версия Вики) или попросту слегка впал в маразм (версия Игоря) и стилизовал свой текст под абсолютно чужой для себя язык группы "Д", который, к тому же, очевидно знал только в изложении неродного носителя.
— Нет добровольцев? Тогда о жизни несчастного маркиза нам поведает. Поведает нам.
Мой карандаш уже завис над угодной мне фамилией, но резкий, ломающийся голос опередил меня:
— А наши диктанты вы проверили?
Ловко. Но не очень.
— Проверила, — сказала я, опуская карандаш на стол. — До сих пор я даже не подозревала, что можно делать такие потрясающие ошибки в сравнительно простом — да-да, простом, нечего мне страшные глаза делать, Ефим — диктанте. В общем, оригинальность и независимость вашего мышления я оценила, честное слово.
Развеселились.
— А.
— А результаты в понедельник, если не возражаете. Сейчас у нас все-таки литература. Может быть, ты и расскажешь нам о маркизе, Рустам?
Рустам встал с крайне недовольным видом, но излагать содержание "Летних рассказов" начал довольно бойко, едва ли не с цитатами из трудов каких-то маститых литературоведов. Хорошо иметь бабушку-филолога, да, Рустам?…
Сосед его, маленький и востроглазый Левка, изо всех сил пытался спрятаться за учебником, но соломенные волосы его все же торчали над темно-голубой обложкой. Он был уверен, что я спрошу его — но Рустам выручил друга, вовремя подставившись с дурацким вопросом и спасая теперь весь класс — а я слушала его вполуха и делала вид, что ничего не замечаю. Считайте, что это новогодний подарок.
— Достаточно, Рустам, — сказала я наконец. — Садись. Кто-нибудь продолжит?
Рустам неохотно сел на место, Левка спрятался так надежно, что патлы его теперь виднелись уже из-под нижней кромки учебника — а остальные ребята просто резко поскучнели, сделались страшно занятыми или жутко внимательными — и только староста смотрела на меня обреченно, не пытаясь притвориться, что ей есть, что сказать.