— Лука, может быть, ты?
Я видела, что маркизом он явно не проникся, и вид имел настолько сумрачный и непримиримый, что Нинка на моем месте, пожалуй, поостереглась его вызывать — но я все-таки рискну.
— А чего тут говорить, — произнес Лука угрюмо. — Ясно же, что маркиз этот — обыкновенный трус, а всякие социальные условия тут ни при чем.
Чем дальше он говорил, тем больше увлекался, и был даже красноречив, хотя замысел автора так и остался для него тайной. Я слушала, кивала, стараясь не очень улыбаться, и наблюдала, как потихоньку оживлялся класс — Рустам сидел красный, возмущенный до глубины души, и все порывался возразить что-то, но Лука говорил быстро, и вклиниться в торопливый поток его речи было непросто; глаза старосты сделались совсем круглыми, она очевидно не понимала и половины того, что говорил мрачный романтик Лука — и неудивительно, более чуждых языковых групп, чем у Светы и нынешнего оратора, я еще не встречала, даже с Рустамом этот мальчик еще мог договориться, но со старостой — никогда; Левка осмелился выползти из-за прикрытия учебника и уже с удовольствием посматривал на часы за моей спиной.
— Очень хорошо, Лука, — сказала я, вставая и отходя к окну. Конечно, хорошо. Привыкать к иноязычным собеседникам нужно с детства — и очень жаль, что специалистов моего профиля недолюбливают в школах.
За окном по-прежнему царил снегопад. Ветер стих, и снежинки валились сквозь редеющий сумрак медленно и безнадежно. Деревья в школьном дворе дремали, переплетясь во сне ветвями, черными и серебристо-серыми — и даже веселые второклассники, что азартно играли в снежки под прикрытием мощных стволов, не могли пробудить их. Яркие рюкзачки, сваленные в одну кучку, уже были на ладонь припорошены снегом.
— Что ж, у нас есть время выслушать еще одного человека.
— Можно, я скажу?! — вскочил Рустам.
— Я бы предпочла послушать кого-нибудь еще, — сказала я, не оборачиваясь. — Например, Эльгу.
За моей спиной пронесся шепот, раздались знакомые стуки и шорохи: незадачливой школьнице спешно подсовывали новейший учебник, раскрывали его на нужной странице и пальцем тыкали в заданный параграф. Читала Эльга мучительно медленно, зато с выражением. То там, то сям вспыхивали коротенькие смешки и перешептывания, но Эльга была невозмутима и почти величественна; мало-помалу все успокоились и даже принялись слушать девочку с интересом — учебник был далеко не у всех, а данный параграф писала Вика — и справилась со своей задачей блестяще, хотя у нас и остались разногласия по поводу некоторых второстепенных персонажей.
От окна дуло, и я обхватила себя руками за плечи. Правильно я сегодня надела теплый свитер, наплевав на то, что он не подходит к этим брюкам; это я молодец и проницательница.
Эльга закончила читать, с облегчением перевела дух — и тут раздался звонок. Ребята шумно завозились, сгребая учебные принадлежности в портфели и рюкзачки, и я не стала задерживать своих учеников всякими глупостями вроде домашнего задания. В следующий раз я им лучше сама что-нибудь расскажу. Мы и так параллельный класс опережаем. Или просто отпущу. Праздник, все-таки.
Вскоре помещение опустело; за партой в дальнем углу у окна остался только Олег, уткнувшийся носом в какую-то книгу так прочно, что даже не заметил звонка — не удивлюсь, если и того, что сорок минут назад возвестил начало урока литературы.
Я подошла к нему, села рядом. Он ничего не замечал.
— Что читаешь, Олег? — спросила я на его языке.
Он вздрогнул, уронил под парту книжку, сунулся было за ней, на полпути передумал, вынырнул из-под стола и уставился на меня несчастными всполошенными глазами.
— Я нечаянно. — пролепетал он. — Честное слово, нечаянно.
— Книжку-то подыми, — посоветовала я. — Библиотечная, все-таки.
Да, библиотечная; вот — квадратик шершавой бумаги в уголке. "Город Ирзирой", издание, тираж. У меня дома такой же. Почему-то с тех пор эту книгу не переиздавали — а она всегда была одной из моих любимых. Восемь историй, восемь разных историй, каждая из которых написана на новом языке, восемь повествований о странных людях, так похожих на нас и в то же время совсем других — и в конце каждого рассказа короткое и печальное уведомление о том, что если бы герой тогда-то и тогда-то поступил бы так-то и так-то, то он попал бы в город Ирзирой. Таинственный город, о котором неизвестно ничего, в который не стремился никто из героев или их спутников — и достижением которого почему-то измерялось значение всей человеческой жизни. Бьянка когда-то божилась, что в самом первом издании "Города" был эпилог, в котором автор, так и оставшийся неизвестным, сообщал о том, что истории эти он пишет как раз в Ирзирое, что он счастлив за своих героев, что они не попали сюда, и что он предостерегает своих читателей, чтобы они… и так далее. К сожалению, этого издания, быстро ставшего нашими с Бьянкой усилиями легендарным, нам так и не удалось найти. Что имел в виду автор и носителем какого языка был он сам, так и осталось неизвестным. Нам неизвестным.