Интересно, что понял из этой книги Олег. Жалко, что он не мой близнец.
— Я ее честное слово завтра же в библиотеку верну, — забормотал мой ученик. — Мне совсем немного осталось. И про маркиза этого я прочитал, даже два раза, вот, а.
— С наступающим, Олежка, — сказала я грустно.
Торопиться мне было некуда — и я заглянула к Нинке, преподававшей историю в младших классах. Бедная история, бедная Нинка.
— Аленка! — обрадовалась она, выскакивая мне навстречу из-за стола, как первоклассница. — А я как раз о тебе вспоминала! Ой, что я тебе сейчас расскажу — ты на месте умрешь!..
Далее последовала шепотом изложенная, крайне путаная история, в которой фигурировала наша завучиха, чей-то чужой охранник и немножко — снова наша преподавательница физики, упрямая, не очень умная и зачем-то набожная особа. Рассказывала Нинка артистично, попутно не забыв плеснуть мне в чашку пахучего шиповникового отвара и время от времени покрикивая на особо разошедшихся учеников.
— Здорово, да? — победно закончила она и тут же, изменив тон и выражение лица, спросила участливо: — Алена, что с тобой, почему ты такая грустная? Что случилось?
— Замерзла, — ответила я почти честно.
— А-а, — сказала она разочарованно. — И все?
— Угу.
Мы обе замолчали, я — уставившись в столешницу с липким полукругом от чашки, Нина — машинально позванивая тоненькой ложкой.
За окном по-прежнему падал снег.
Ребячий смех носился вокруг нас; кто-то шумно делил бутерброд — один на двоих, тебе — сыр, мне — хлеб, или наоборот; кто-то горестно вопрошал из-под парты, куда подевалась его любимая авторучка; кто-то устроил небольшую дуэль на линейках, кто-то, взгромоздившись на подоконник и мрачно утопив подбородок в высоком воротнике свитера, читал толстую книгу в потрепанной обложке; кто-то, судорожно шелестя упругими страницами, переписывал в тетрадь позабытое в предпраздничной суете домашнее задание.
— Посмотри на все это с другой стороны, — сказала Нинка и испуганно стрельнула в меня карими глазищами. — Зато тебе Антонину нашу больше видеть не придется.
— Не-а, — сказала я, отпуская, наконец, остывшую чашку. — По закону подлости я буду на нее натыкаться всякий раз, когда мне вздумается сюда прийти.
— "Деточка, вы себя не бережете", — очень похоже сказала Нинка — и после секундной заминки мы обе прыснули.
— Вот Сусанну жалко, — сказала я.
— А мне — ничуть, — отрезала Нинка и вороватым движением сунула за щеку половину сушки — как сумасшедшая хомячиха. — Так ей и надо. Нечего было про тебе говорить, что ты ведьма, и все вы ведьмы, и что это грешно и неправильно, когда любого человека вы понимаете лучше, чем он сам.
Я задумалась.
— Вообще-то нет, — сказала я осторожно.
— Да я-то знаю, можешь не объяснять, — фыркнула Нинка в чашку. — А вот Сусанна думает, что ты все про нее знаешь.
— Она на мой класс не покушалась. А там, во-первых, Лука, во-вторых, Рустам.
— Ну я и говорю — так ей и надо. Пусть не очень-то радуется, то ты отсюда уходишь.
— Да, мне пора, — спохватилась я, вставая.
— Ален, подожди. Ты Новый Год где встречаешь?…
— Не знаю еще.
— А то приходи к нам. И Рудик будет, и Дашенька.
— Спасибо, я подумаю.
Ядовито-зеленая елка в углу угрожающе ощерилась блескучей мишурой; маленькая жар-птица на неудачно длинной нитке медленно раскручивалась вокруг своей оси, кося на меня круглым испуганным взглядом. На Нинку чем-то похожа.
Звонок…
Я вышла в полутемный по зимнему времени коридор, прикрыла за собой дверь — и вовремя. Нина уже гремела в обычной своей манере:
— Забыл?! Что значит — "забыл"?! А голову ты дома не забыл?!!
— Тоже мысль, — сказала я сама себе задумчиво, подтянула воротник повыше и пошла к себе.
Уже в пальто, с шапкой наперевес — терпеть ее не могу, между прочим, и это у нас взаимно — с сумкой на боку я спустилась на первый этаж школы, ускорив шаг, прошмыгнула мимо столовой, из-за приоткрытой двери которой тянуло мокрыми тряпками и дохлой капустой.
С наступающим, с наступающим. Процокала каблуками по мокрому полу, по белесым полотнищам света из высоких окон — и мое отражение проплыло понизу, темное и сморщенное.