Хотя красиво. Вон какие улицы нарядные. Даешь новогоднюю погоду.
Остановка. Мост через реку, мутная ртутная вода. Город мой белый. Ух, каким сразу холодом потянуло.
— Здра-здравствуйте.
Плюхнулась на противоположное сидение, смотрит с вызовом, глаза чернущие, щеки раскрасневшиеся, мандарины в полиэтиленовом пакете.
— Здравствуй, Рая. А мне сказали, ты заболела.
— Я уже выздоровела.
— Я рада, — сказала я — безо всякого, впрочем, намека — и снова посмотрела в окно.
— Я готовлюсь к поступлению в колледж, — звенящим голосом проговорила девочка. — Я на экономический буду поступать.
Я взглянула на Раю. Черные вьющиеся волосы выбивались из-под белой вязаной шапочки, вполне адекватно передавая возмущение и обиду их владелицы. За окном — я видела это краем глаза — проплыла черная громада Классического Театра; потом потянулись болезненные, придушенные снегом деревья Николаевского бульвара. Мы обе молчали.
Нестерпимо пахло мандаринами.
— Как твоя мама? — спросила я, наконец — уже на языке Раи. Давненько мне на нем не приходилось говорить; в стенах школы Рая меня в последнее время дичилась, а потом и вовсе начала безбожно прогуливать занятия.
— Хорошо, — сказал Рая, разом обмякая на своем сидении. Вид у нее сделался несчастный-несчастный, и пакет сам собой сполз с ее джинсовых коленей, примостился рядом. — Ее в больницу на следующей неделе кладут, так что я, может быть, еще пропущу. В смысле, школу. — Вздохнула. — Мало ли там что. Вот.
— Тебе чем-нибудь помочь? С колледжем? У тебя за прошлую четверть четверка, если.
— Да ничего, — отмахнулась Рая грубовато, — мне уже все объяснили, как надо. И про маркиза, кстати, тоже.
— …Если тебе что-нибудь понадобится — звони, не стесняйся, — твердо закончила я. — Мой домашний номер у тебя есть.
— Угу, — сказала Рая и принялась независимо смотреть в окно. В ту же сторону повернулась и я; бульвар никак не мог закончиться. По белым дорожкам расхаживали вороны. В палатке на повороте бойко торговали елочной мишурой и прочей праздничной дребеденью — все искрилось и переливалось, сине-желто-красная электрическая гирлянда, повсюду одна и та же, самодовольно реяла над прилавком.
— Вы на меня очень сердитесь? — совсем тихо спросила Рая, не поворачивая головы.
— Я совсем на тебя не сержусь, — отозвалась я спокойно, не притворяясь, что не поняла, о чем речь.
— Тогда обижаетесь, наверно, — сказала Рая еще тише.
— А вот это есть немножко, — признала я. — Только не на тебя. Из тебя могла бы получиться великолепная переводчица. Гораздо лучше, чем я.
— Экономисты сейчас нужнее, — почти совсем уже неслышно произнесла девочка.
— Я и не спорю, — улыбнулась я. — Все равно в экономике ничего не понимаю.
— Я тоже не понимаю, — сказала вдруг Рая коротко, зло — и быстро глянула на меня, подозрительно блеснув глазами. — Но маму огорчать не буду. Переводчица в наше время — это не профессия, да и вообще.
— Да, — согласилась я грустно, глядя, правда, не на Раю, а на снова попытавшийся дезертировать пакет с мандаринами. — Это не профессия, это образ мышления, будь он неладен.
Рая ничего не ответила — и правильно, нечего тут дежавей разводить, и так салон почти полный. Все уже было сказано, и довольно давно. На мое осторожное замечание, что она могла бы при соответствующем обучении, конечно, стать прекрасной переводчицей — Рая запнулась, а потом проговорила с восторгом и ужасом: это значит — быть как Вы?… Тогда я долго не могла решить, обрадоваться мне или обидеться. Нормальные люди на такое все-таки обижаются. Теперь, кажется, самое время.
— Алена-а можно я пока еще немножко подержу тот учебник, который вы мне тогда дали? Я перечитать хотела.
— Оставь себе, хорошо?… Считай, что это подарок к Новому Году.
— А-а. Спасибо.
— Мне выходить, — сказала я, вставая. Какой скользкий пол. — А в школу все-таки приходи. Там Лора без тебя скучает. Близнецы, как-никак.
— Я знаю, что мне повезло, — снова равнодушно сказала Рая — и вдруг порывисто обняла свой пакет с мандаринами, выдохнула:
— С наступающим.
— И тебе того же, девочка.
Я подошла к ближайшему табачному киоску, стянула одну перчатку и долго считала тусклые монетки озябшим пальцем, испытывая терпение продавщицы. Полученную золотистую пачку сигарет — неприлично крепких, по мнению Софьи — я сунула в карман пальто, не доверив и без того распухшей сумке.