— Остановись, — прогремел Эмсо. — Ты подошла опасно близко к той Церкви, что принадлежит исключительно мужчинам, она запретна для женщин.
Раскаяние охладило гнев настоятельницы:
— Я утратила рассудок, верный Эмсо, ведь это так легко для нас, слабых женщин. Это все слишком задело меня, прости.
— Конечно. — Его глаза вновь остановились на лице Джалиты. — Гэн нисколько не перечил такому богохульству? — спросил он.
— Нет, он не говорил ничего.
Мука сковала лицо мужчины, с видимым усилием он повернулся к настоятельнице.
— Даже хуже, чем я опасался. Мой друг. Скажи мне, как я могу спасти его. Умоляю тебя.
— Его прощением будет раскаяние и возвращение. Его проклятие — высокомерие. Он должен отказаться от лжи и зла, стать скромнее и вернуться в лоно Церкви. Ты спасешь его.
— Ты знаешь это? — Рвение бурлило в Эмсо. — Тебе сообщила провидица?
— Права Церкви были затронуты, если кто и может спасти Гэна, то только ты.
Джалита склонила голову, скрывая кривую улыбку. Она вспомнила ужасную ночь на берегу безымянного острова архипелага Морской Звезды. Холодный ветер скользил по ее обнаженной спине. Горячее бесстыдное пламя выставляло ее тело под похотливые взгляды. Джалита вновь увидела указательный палец Слез Нефрита, скрученный, сухой и уродливый, и ощутила кожаный ремень Скэнов, наброшенный на шею. Именно так они вели ее по деревне.
Гэн Мондэрк никогда бы не стерпел такого оскорбления, он бы просто погиб. Задохнулся в петле из сыромятной веревки, стянутой узлами предательства.
Глава 70
Снег шел в Трех Территориях три дня и три ночи. Звери попрятались в логова, забившись в любое укрытие, какое только могли найти. Крестьяне сидели по своим домам, втихомолку передавая друг другу древние истории о тех годах, что не знали ни зимы, ни лета, и смерть уводила тогда людей целыми поколениями. Там, где народа было побольше, люди собирались вместе, пережидая бурю, и делились тяжелыми предчувствиями, находя извращенное утешение во все более нагнетаемом страхе. Одни голоса отрывисто говорили о неизвестных всадниках, варварах из далеких стран, другие бормотали о таинственных странниках, принесших мистическое оружие необыкновенной мощности, известное только им самим.
Гордое имя Учителей, сиявшее так ярко под летним солнцем, для многих стало проклятием.
Слово ведьма стало очень популярным. Те, кто раньше никогда не смел произнести его, теперь обращались с ним удивительно легко. В сумрачных тавернах оно скользило, шепталось многими языками, перетекало из уст в уши, крыльями серой моли трогало испуганных слушателей, отравляя умы всех, кого успело коснуться.
Для большинства простых людей слово ведьма прочно связалось с бедственной погодой, создав неразрывное целое. Эти люди обвиняли темную силу во всеобщих неудачах, бесконечно падающий снег указывал на войну, развязанную злом. Скучная, пустая жизнь немедленно оказалась заполнена приятным осознанием происходящего.
Леклерк и Бернхард работали, почти не общаясь с другими людьми, не зная о суматохе, клевете и буре. Они лишь отметили высоту сугробов и продолжали трудиться.
Кузнец с помощниками плавили медь и отливали слитки, затем ковали их, нагревали и вновь ковали, разбивая в пластины. Леклерк требовал совершенства, а кузнец не мог его добиться. Листы получались с дефектами — волнистыми, с многочисленными утолщениями и впадинами. Но хуже всего, что часто встречались мелкие, шириной в волос, трещины.
Труд целого дня уже трижды возвращался обратно в тигель. Леклерк и Смитти работали не покладая рук две ночи и день, отказываясь принимать помощь даже от Бернхард. Утром работа была выполнена, Леклерк разбудил Кейт, постучав в дверь дома приютившей ее хозяйки.
— Кое-что получилось, пойдем, я покажу тебе. Ты одета? — нетерпеливо спросил он.
— Да, конечно, входи, — ответила Бернхард, — я уже заканчиваю завтрак. — Но ее слова оказались ненужными — Леклерк влетел в комнату. Он схватил девушку за плечи и приподнял, сметая посуду со стола.
— Он работает, работает!
— Так я, в конце концов, могу увидеть это чудо техники? — Бернхард изобразила на лице притворное раздражение. — Эту штуковину, позволяющую решить все наши проблемы и сделать мир лучше?
— Я не мог показать ее тебе раньше, — громко рассмеялся Леклерк. — Не знал, будет ли она работать. — Он выглядел уже почти спокойным. — Я видел, как на тебя действуют наши постоянные неудачи, и не хотел доставить еще одно огорчение.