— Я буду учить тебя, как и сына колдовству, — вновь привлекая к себе внимания сказала женщина. — Негоже тратить дар в пустую, если он есть и не развивать его. Сделаю из тебя травницу, если хочешь. Ведьму, знахарку — я знаю много об этом, но не мужское дело, всё же, возится с травами.
Послышался вздох раздражения, Дэн с обидой взглянул на мать, дунув на выбившуюся из хвоста прядь.
— Сегодня отдохни. Сходите к реке, приведи себя в порядок. Дэниал поможет тебе ее найти.
— Я знаю реку, — отозвалась девочка, почему-то смущаясь, — Иногда там бывала.
— Хорошо, — Флоренция была приятно удивлена, — Сходишь сама. Я не терплю в доме грязи как по углам, так и на людях. А теперь иди, я дам тебе своё детское платье. Это, если хорошо сможешь отстирать — оставишь, не сможешь — выбросишь. Поняла?
Девочка кивнула, поднимаясь из-за стола. Дэниал всё еще возился с очагом, не глядя в сторону матери. В его темных глазах отблески огня выглядели несколько жутковато, он смотрел в него, не отрываясь и что-то шептал себе под нос. Пламя ему откликалось — иногда тянулось к парнишке, но тут же рывком возвращалось обратно на своё место и обижено полыхало.
А девочка была рада. Этот щенячий восторг, граничащий с радостным смехом без причины, Фел едва сдерживала улыбку до ушей. Она знала — всё будет хорошо. И этот голодный ад кончился наконец-то, а если и начнётся вновь, то только зимой. Но была в этой огромной бочке сладкого меда и ложка тёмного дегтя: там, на улице остались пять друзей. Пять друзей, образов, которые будут переживать, наверное. Будут волноваться. И рыжая непременно решила, что нужно будет найти их в самое ближайшее время, проведать и узнать, как они там. А раз она теперь живет в доме, может и получиться иногда помогать им? Кто знает? Вряд ли Флоренция это одобрит, конечно — от этого было грустно. Воровать из того дома, в который её приняли с чистой душой, совсем не хотелось и этот выбор Фелисия решила отложить на потом. Скоро всё станет яснее. Может быть друзья вовсе будут в обиде за то, что девочка их бросила?
Платье было чисто белым, пахло залежавшейся одеждой. Местами его проела моль — женщина, обнаружив дырку у самого подола юбки принялась ворчать, но целого найти не смогла. В каждом из обнаруженных одеяний были свои минусы. В итоге, приняв решение потом дырки зашить, она сунула Фел в руки самое приличное и отправила восвояси.
И вновь путь лежал через лес. Послеполуденное солнце нещадно палило, напекая голову, но до деревьев было рукой подать — практически сразу Фелисия нырнула в их объятия, вдыхая прохладу. Мощные ветви сосен и лапы елей надежно скрыли рыжую от небесного света, спасая в своей тени. Добравшись до речки, она огляделась, скинула с себя одежду, аккуратно повесила новое платье на ветку куста и вошла в воду, погружаясь почти с головой. Волосы казались сейчас вовсе русалочьими и какое-то время рыжая крутилась, изворачиваясь так, чтобы разглядеть их под водой. Потом вышла чуть ближе к берегу, оставшись в реке по плечи, и стала стирать с себя грязь, которая серыми катышками смывалась спокойной водой.
От этого занятия её отвлёк хруст веток: Фел обернулась. На неё с берега смотрел Дэниал с несколько виноватым видом.
Глава 3
— Не хотел пугать. — Он немного замялся. — Матушка всё же послала. В лесах волки водятся.
— Не видела ни разу, — она нахмурилась, откровенно разглядывая его. Подпоясанная, не длинная туника серого цвета, брюки. На бедре у него висел... меч. Девочка прыснула, потом звонко, в голос рассмеялась.
— Ты чего? — он нахмурился.
— Меч, — сквозь смех едва произнесла Фелисия. — Зачем тебе меч?
— Говорю же, волки.
Это пробило на еще больший и сильный приступ хохота. Дэниал стоял, насупившись и злобно сверкал глазами.
— Я умею с ним обращаться!
— Ну да, наука не хитрая, — она утирала слезы, постепенно успокаиваясь, — Только дрова рубить.
Меч был даже убран в настоящие ножны. Девочка вдохнула поглубже, погружаясь под воду с головой. Потом запустила руки в волосы и принялась яростно теребить их. Как ни странно, этого всегда хватало. То ли река была какая-то волшебная, то ли действовал еле заметный свет из детских ладошек во время этого процесса, но шевелюра всегда была мягкая и ухоженная. Фелисия не понимала, почему другие люди воротят нос от этого занятия: ходить чистым это приятно. А то, что нагота грех — так она сама сплошной грех, терять особо нечего. Ей итак гореть в Аду по словам матери, так хоть вонять от неё при жизни не будет. И ей нравилось, что Флореция, похоже, такого же мнения.