Приказав извозчику прокатить их с ветерком, помещик жадно вдыхал ночной свежий воздух. Уж позабыл Николай Афанасьевич, что такое просто наслаждаться счастьем. А оно ведь таилось в самых простых вещах, которые не чужды ни богатому, ни бедняку.
Серп молодой луны слегка накренился вниз, словно подслушивая, что там творится на земле. Завидев повозку, которая, нарушая тишину майской ночи, мчалась по дороге, месяц засиял еще ярче, осветив путникам дорогу. Звезды, повторяя за озорником, стали так блестеть, что посмотрев на небо, Николай Афанасьевич не мог отвести от него взор.
– Гляди, Федор, какое небо сегодня! Как блестят звезды, как светит месяц! Посмотри! Да разве где увидишь такую красу! – восхищался Николай Афанасьевич.
Несмотря на количество выпитой наливки, он видел все ясно. Считая эту дивную светлую ночь хорошим знаком, помещик с легким сердцем добрался домой, и, не раздеваясь, завалился спать.
***
Ровно в пять утра, не нарушая привычного распорядка, Николай Афанасьевич открыл глаза. На тумбочке у его кровати стояла большая запотевшая кружка холодного кваса. Жадно насытившись им, помещик медленно встал, чувствуя как то ли от мыслей, то ли от наливочки, голова его отяжелела вдвое. Хорошо потрусив головой, словно пытаясь избавиться от нежеланной тяжести, помещик отправился умываться.
Во дворе его уже ждал тазик с ледяной водой, рядом на лавке лежало мягкое полотенце. Хорошенько окатив себя из таза, Николай Афанасьевич почувствовал, как сила понемногу возвращается в тело, а голова светлеет. Проделав несколько упражнений, являющихся обязательной частью его утра, помещик переоделся дома в чистую выглаженную одежду и направился в столовую. На столе дымил самовар, окутывая комнату паром и ароматными запахами трав. К чаю был подан свежеиспеченный хлеб и кусочек сливочного масла.
Авдотья Петровна, уже давно привыкшая к четкому и неукоснительному распорядку мужа, поделав все важные дела на этот час, сидела за столом и попивала чай из блюдца. Ей нестерпимо хотелось узнать, как прошло сватовство, но виду она не подавала и дала спокойно позавтракать мужу. Когда же кружка хозяина дома опустела, Авдотья внимательно посмотрела на мужа и нежно спросила:
– Николай Афанасьевич, как вы себя чувствуете после вчерашнего?
Помещик хитро улыбнулся, намеренно растягивая время, и сказал:
– Неплохо, душа моя, неплохо. Вот только стар я стал для таких посиделок. Хотя смею вам сказать, стол был добротный. Уж хозяйка постаралась. А какая у Никиты наливочка – песня! Сразу видно, человек в этом деле соображает.
Авдотья немного сжала губы, сдерживая желание тот час же расспросить о сватовстве, и деликатно намекнула:
– А как наше дело? Удачно ли все прошло?
– Порядок, Дунечка, все прошло очень даже хорошо.
– И?..
– Что и?
– Да что же это такое? – шутливо спросила Авдотья Петровна. – Не мучайте, скажите, сваты дали согласие на свадьбу?
– Конечно, дали, – усмехаясь, сообщил Николай Афанасьевич. – А вы еще сомневались? Варварка та, вообще сияла от счастья. Да и чего бы им отказываться, они уже давно хотят породниться с нами.
В этот момент в столовую вошел сын помещиков – Николай. Он, как и отец, имел свой уклад дня – ложился и вставал рано, чтобы помогать отцу, но сегодня выглядел порядком уставшим. Мать, увидев сына, подозвала его к столу и незаметно для мужа, подмигнула. Николай сел рядом с матерью и глядя на отца, спросил:
– Все получилось?
Николай Афанасьевич, от которого в этом доме почти ничего нельзя было скрыть, уже явно догадывался о причине, вызвавшую усталость сына, не скрывая ухмылки, сказал:
– Да, все получилось лучшим образом.
– И когда же свадьба? – спросил Николай, сердце которого сильно колотилось только от одной мысли, что скоро он женится на Варе.
– Погоди, сын, – спокойно молвил отец, – с этим спешить не стоит. Нам нужно о многом позаботиться, поэтому не раньше чем через месяц.
– Так долго ждать, отец?! – возмутился Николай.
– Шустрый ты, погляжу, – подметил Николай Афанасьевич и продолжил: – Сам не заметишь, как время пройдет. Столько всего нужно сделать, не счесть. Да и дни перед женитьбой всегда незабываемые. Знаешь, у нас с твоей матерью была простая свадьба в захудалой сельской церкви. На матери было надето обычное платье, на мне – самая простецкая рубаха и брюки. Матушку твою ведь не хотели за меня выдавать. А я до сих пор, как вчера помню, те долгие летние вечера перед тем, как украсть ее из отчего дома и увезти с собой. Глазом не успел моргнуть! А вот уже и тридцать пять лет прошло.