– Да… Чувствую.
– Тогда представляй себе, что это батарейка, от которой тебе надо подзарядиться, и используй эту энергию, чтобы идти быстрее.
– Не могу.
– Почему не можешь? Из принципа, что ли?
– Оно исчезает, – сказала Анита после паузы. – Сразу уходит.
«Значит, я в чем-то портачу. Вопрос, где проблема...»
В очередной раз глянув через плечо, Ола сложила в уме два и два и нецензурно выругалась. Вот она, проблема – тащится за ними и тянет свой коктейль через длинную-предлинную соломинку, жрет в свое удовольствие…
«Ах, ты ж сука...»
Анита вздрогнула, как будто словила электрический разряд, а чертов Санта-Клаус после этого приотстал, хотя через некоторое время наверстал упущенное. Вряд ли Ола смогла ему навредить: скорее, для него это была минутная неприятность, словно в коктейле попалась горошина жгучего перца. Зубок чеснока для вампира. Повторить этот случайно удавшийся фокус она не пыталась: толку никакого, и Риббер теперь будет настороже – наверняка «поставил фильтр» или что-нибудь вроде того.
Ряженому хмырю нужна Анита. Олу он прикончит, да таким образом, чтобы все списали на несчастный случай. Судя по той рассеянной информации, которая ей попадалась, у магов это чаще всего именно так и бывает: все понимают, кто укокошил своего менее везучего коллегу, но доказать никто ничего не может – как было с Изабеллой и ее оппонентом на острове Чаган.
Сюда бы Изабеллу. Или Валеаса. Но она тут одна, и если Риббер до сих пор ей не вмазал – это значит, он копит силы, чтобы вмазать наверняка, на ближней дистанции.
Бросить Аниту и сбежать? Вряд ли упоротый Санта-Клаус оставит свою недоеденную жертву без присмотра и кинется в погоню за Олой, а то ведь в Лесу всегда найдутся желающие прибрать чужую добычу. Она сделала все, что могла, и сдалась ей эта сучка… И плевать на обещанный гонорар, у нее против Риббера никаких шансов, речь уже не о том, чтобы спасти Аниту, самой бы уцелеть…
Несмотря на эти размышления, обрывочные и панические, как пляска закрученных водоворотом щепок, она тащила свою спутницу за руку к спасительной – хотелось надеяться, что спасительной, иначе все напрасно – опушке рощи на склоне Аяши.
Анита старалась не отставать. То ли Ола заразила ее своим настроением, то ли у нее проснулся инстинкт самосохранения.
Когда они, вконец измотанные, вступили под сень хвоецвета, пылавшего классическим осенним багрянцем, солнце уже клонилось к западу и золотило все, до чего могло дотянуться.
Ола озиралась по сторонам и сканировала рощу ведьмовским способом в поисках чего-нибудь полезного – вроде роя шершней, которые здесь втрое-вчетверо крупнее своих земных сородичей, или отпочковавшегося от родительской колонии сусарга, блуждающего в поисках незанятого оврага. Ничего, ничего, ничего… Что-то есть!
– Нам сюда, – она потянула Аниту мимо зарослей ложной малины к лысому холмику метровой высоты. Гладкая рыжевато-бурая полусфера, в ней зияет несколько отверстий, будто бы пробитых кулаком.
Гнездо выскочей. Эти существа похожи на крабов – если представить себе мохнатых крабов, проворных, наглых, прыгучих, сооружающих хоромы не хуже термитников. В придачу ядовитых, пусть и не до летального исхода. Железы, вырабатывающие яд, находятся у основания хватательных конечностей, оттуда отрава по специальным канальцам поступает в шипастые клешни – это происходит, если выскоч напуган или разозлен.
– Падай, – шепнула Ола, когда похожая на гигантскую издырявленную картофелину глыба осталась позади.
– Зачем?
– Так надо!
Анита замешкалась, Ола подставила подножку и толкнула ее на землю – а потом истерически завопила:
– Что с тобой? Вставай скорее!
Побольше испуга в голосе и суматошности в движениях. В дээспэшные времена, если заказчикам требовалось посеять панику на каком-нибудь нежелательном мероприятии, у нее отлично получалось.
– Тебе плохо?! Вставай, он уже близко!
Эта недогадливая сучка и в самом деле попыталась встать. Ола прижала ее к земле и прошипела:
– Не сейчас. Побежим, когда я скажу.
И уже громко, с истеричными нотками, чтобы услышал Риббер:
– Вставай, соберись, или я ухожу одна!
Анита лежала навзничь, щурилась на сияющее небо, и не понять было, что за выражение на ее перемазанном опухшем лице. Обреченное? Или, скорее, такое, как будто она прощается с этим небом, а на остальные эмоции у нее сил не осталось. Скоро для нее все закончится. Скорее бы все закончилось…