Вы когда-нибудь пытались выжить в лесу? Да еще весной, пусть уже не ранней, а вошедшей в свои права? Ни грибов, ни ягод, ни-че-го. Жевать листья – это как-то совсем никак, чувство голода не проходит, а желудок болит. Лизка только раз нашла растение со съедобными корешками, но у нас даже не было котелка, чтоб сварить их. Пришлось просто грызть по дороге, создавая имитацию питания. Вся лесная живность разбегалась, услышав нас издали. Дважды Лизка пыталась подстрелить из самострела животное, называемое оленем. Оно даже было слегка похоже на наших оленей фигурой, только широкие плоские гора росли не вверх, а назад, надежно закрывая голову и шею. А вторые рога тянулись из лопаток и ветвились, защищая спину и бока. Один раз Лизка смогла попасть оленю в ляжку, второй – в ягодицу. Оба раза звери убежали, унося с собой драгоценные стрелы. А так как стрел было всего десять, неудачливая охотница решила больше не рисковать.
У меня с охотой дело обстояло еще хуже, потому что близко местная фауна меня не подпускала. За пять дней я смог поймать, сбив топором, только одну большую, размером с курицу, жабу. Я вообще-то, жаб не ем, но Лизка умело разделала ее и зажарила над огнем. Я представил себя французом, для которого лягушиные лапки – деликатес, и, закрыв глаза, насладился мягким, чуть сладковатым, мясом. К сожалению, больше жабы нам не встречались.
Лизке удалось лишь раз подстрелить зайца, серого с белыми пятнами зверька на ровных высоких ногах, с лопухами-ушами, закрывающими половину морды. Она принесла его и бросила к моим ногам, пронзенного стрелой, но еще живого, жалобно глядящего красными глазками.
- Чего ты на него любуешься? – спросила Лизка, сворачивая зверьку шею. – Бери, разделывай! А я пока хворост для костра соберу.
Пришлось разделывать, впервые в жизни. Выудил все воспоминания, как это делали в фильмах. Старался изо всех сил. Вышло не очень. Свалил на то, что нож тупой.
- Нужно было мой взять, у меня получше, - ответила она, но, кажется, ничего не заподозрила.
Еще раз Мав притащил нам приличную по размерам птицу, которую Лизка, пожалев меня, ощипала и разделала сама. Хотя и бросила с издёвкой:
- Знаю, что у тебя с кухней не очень.
- Ну, я же ведьмак, а не шеф-повар, - ответил я. – Другая профессия.
- В жизни нужно все уметь, - учительским тоном проговорила девушка.
На пять дней путешествия этой еды было катастрофически мало. Куда там Кранта откормить, как собиралась Лизка. Мы сами похудели с таким питанием. Поправлялся только Мар. Он постоянно шнырял по окружающим зарослям в поисках пищи. Не брезговал ни червяками, ни жуками. Предлагал и нам, но мы до такой степени еще не дошли.
Зато вода, благодаря кошаку, у нас всегда была свежая. Как только ему показывали пустую флягу, он кратчайшим путем вел нас к ближайшему ручью.
Крант, несмотря на плохое питание, немного окреп, начал внятно разговаривать, и к нему постепенно стала возвращаться память. Вначале он начал вспоминать свое детство, молодые годы, но где-то на четвертый день посмотрел на меня, словно видел впервые и произнес:
- Яр, мой сын?
- Вспомнил! Вспомнил! Вспомнил! – захлопала в ладоши Лизка.
А я только улыбнулся и протянул Кранту ладонь.
- Я вспомнил твою мать, - сказал ведьмак, пожав мне руку. – Такая грандиозная женщина! Я хотел бы ее увидеть!
Я задумался на мгновение… Нельзя давать ложные надежды:
- Она погибла, отец…
- Как ?! Когда?!
- Большие Луга оккупировала гидра. Никто не мог вырваться из города. Она попыталась, но не вышло…
- Я помню ее такой живой, настойчивой, бойкой… Я любил ее… Когда это случилось?
- Может, месяц назад. Я сам недавно узнал…
Я не хотел травмировать Кранта еще и рассказом о внуке, о котором ни он, ни Ярик не знал, но разве ж Лизка умолчит? Все поведала в мельчайших подробностях.
- Но, может быть, они живы? Ведь вы не видели их тел!
- Гидра тел не оставляет, отец. Прости… Плохие новости…
- Я тебя, Ярик, помню только младенцем. Крепенький такой, вечно орущий, малыш. А потом мне принесли весть, что мой отец, Грун Смелый, погиб, и мне надлежит занять его место.