Это могло показаться расточительством: я убил двоих симбионтов, хотя мог бы поглотить их, усвоить весь их опыт, их знания. Возможно, где-то среди накопленного ими опыта скрывалось нечто достаточно ценное для меня. Но Медведеву нужна была окончательная гибель убийц его жены, и я дал ему то, в чём он нуждался. Хотя не ожидал ни того, насколько Приказ отключит моральные тормоза Модели, ни того, насколько бурной окажется реакция Старого Медведя.
Теперь у меня был надёжный союзник, которого не отпугнуло знание о том, что я из себя представляю. Хотя всё ещё могло измениться после того, как симбионт попытался взять над ним верх. Личный опыт — такая вещь, от которой сложно отвернуться. Это мои слова и даже демонстрацию моих возможностей можно было отметать в сторону и продолжать видеть во мне мальчишку, безусловно одарённого, очень полезного, перспективного, да к тому же настоящего Рюрика, который может стать князем. А все эти россказни про сидящую внутри тварь — ну, мало ли чем подростки пытаются произвести впечатление на окружающих?
Но сегодня Медведев испытал настоящий шок, когда светящаяся тварь проникла в него — и он ничего не смог с этим поделать. Что ещё хуже — эта тварь принимала участие в убийстве его жены. Ощущать её в себе, слышать в собственных мыслях её вкрадчивый голос — для него это было действительно ни с чем не сравнимым опытом. Как и внутренняя борьба с симбионтом, не желающим покидать его тело. Наверняка тот причинил Медведеву очень сильную боль в надежде, что я не захочу заставлять страдать значимого для меня заложника, прежде чем сдался Приказу…
Погружённый в эти размышления, я не сразу отдал себе отчёт в том, что Феликс совсем перестал сопротивляться. Моя ладонь лежала на его груди, и сквозь этот ненадёжный контакт я ощущал некое присутствие поблизости от себя. Я был Примой — бесконечно могущественным существом, и рядом со мной затихло, затаилось существо совершенно иного плана — маленькое, смертельно напуганное, прекратившее всякое сопротивление, лишь бы остаться незамеченным, не привлечь к себе внимания.
Осмысляя опыт контакта с симбионтом, пережитый Медведевым, я словно отстранился от самого себя и теперь как бы со стороны наблюдал за собственным симбионтом и за симбионтом Феликса. За их первым контактом. Прима никуда не торопился — в его распоряжении было всё время мира. Он неподвижно и молча изучал новорождённого, совсем недавно отделённого от родителя симбионта, и в этом неподвижном молчании было столько силы и величия, что я невольно затаил дыхание, наблюдая за живущим во мне созданием.
Как бы ни таился молодой симбионт, он уже был в центре внимания Примы — и знал это. Если бы это могло ему помочь, он бы уже покинул тело, но бежать было некуда, и малейшее движение вызвало бы реакцию Примы. Так что он застыл — и через восприятие Примы я чувствовал его страх, его отчаяние и желание спастись.
Я не знал, сколько длилось это исследование, но наконец Прима принял решение. Волевой посыл через установившуюся между ними связь мгновенно подавил и разрушил всякую возможность сопротивления со стороны юного симбионта. Его волю заменила воля Примы — теперь она одна имела значение. Из напуганной, дрожащей твари симбионт превратился в уверенное в себе существо, точно знающее, что ему делать, как себя вести и куда идти.
Единственным смыслом его существования стала сопричастность делам Примы, и это преображение настолько разнилось с сетью Ковена, что вызывало лёгкую оторопь. Я мог дотянуться до Феликса, не касаясь его физически, стать им, или любым другим подчинённым по иерархии, мог выстроить собственную сеть, которая включила бы в себя сеть Ковена, но была больше неё. Это наводило на мысли о почти божественной власти над всеми, кто входил в иерархию Примы. И хотя я сам не понимал, как это всё работает, я был полон решимости разобраться в принципах взаимодействия симбионтов и Примы. Симбионт ведьмы Ковена вырастал из частицы материнской особи, несколько переданных при посвящении частиц формировали полноценный симбионт, и это было единое существо во множестве экземпляров. Я же чувствовал себя так, словно у меня появилась ещё одна рука, которой я мог полноценно действовать, не задумываясь над каждым движением. И не собирался от неё отказываться.
Сёстры Салем будут очень недовольны.
Закончив с Магнусом, я покинул корабль Модели и вернулся к Медведевым. Церемония шла полным ходом, уже вручались награды, мероприятие вовсе не выглядело сорванным. Журналистская братия снимала награждение, хотя несколько особо настойчивых пытались проникнуть в вип-ложу, но им мешали «спартанцы». При моём появлении журналисты бросились было ко мне: