А Эль не могла её ударить. Не могла она поднять руку на старшего. Могла только увёртываться, убегать и бить предмет за предметом, стараясь не приближаться к двери.
Но вот всё возможное было разбито, а ничего не менялось. Эль снова впала в панику. И ворона, как назло, больше не появлялась. Видимо, они с Тальбертом истратили все доступные им возможности помочь девушке.
Альгебора поняла, что девушка в замешательстве.
– Шагни за дверь по-хорошему, – велела старуха. – Тогда я пощажу твою семью.
Эль гордо вскинула голову, не желая сдаваться.
– Никогда, – отчеканила девушка.
– Ты всё равно никогда не покинешь этого места. Не сможешь. Дом не отпустит свою жертву.
– Значит, я его уничтожу!
Старуха рассмеялась: громко, истерично, захлёбываясь. Эль сама понимала, что её слова звучат детской бравадой, но где-то в глубине души она всё же надеялась. Надеялась на появление вороны и подсказку.
Но время шло, а помощь не приходила. Эль устала. Альгебора потихоньку загоняла её в угол, и в руках её снова начала формироваться золотистая энергия.
Эль не хотела умирать. Её взгляд метался по разгромленной кухне. Единственным островком благополучия в ней оставался горшок с геранью, висящий на стене в аккуратном вязаном кашпо.
Девушка опустила голову. Похоже, придётся всё же смириться. Она не сможет найти средоточие силы дома, а без этого ей не победить.
Но тут нахлынула злость. Злость и отчаяние. Эль рванулась, желая сокрушить последнее, что осталось: злосчастную герань. Если Эль предстоит погибнуть, то пусть и эта герань тоже!..
Но стоило горшку разбиться, а земле рассыпаться, как дом затрещал. Эль увидела на полу крохотную бамбуковую свирель.
Альгебора с воплем кинулась к ней, но Эль была ближе, и опередила её, подняв инструмент. Повертела в руках, не понимая. А затем, на всякий случай, разломила её.
Грохот оглушил девушку. Что-то кричала Альгебора, но Эль не слышала ничего. Воздух замерцал разноцветными пятнами, ослепляя. Эль вскинула руки, защищаясь, попыталась вдохнуть – воздух стал вязким и густым, – не смогла, и, задыхаясь, потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, светало. На полу неподалёку сидела Альгебора и, раскачиваясь, рыдала.
Эльсана тяжело поднялась. Осмотрелась. Разгромленная кухня выглядела жалко. И ещё более жалко выглядела растрёпанная старуха в давно вышедшем из моды, выцветшем от старости платье.
Девушка вышла из кухни в холл, прошла по комнатам. Дом изменился, теперь стало заметно, что он требует очень серьёзного ремонта: по стенам шли трещины, часть ступеней была сломана, окна разбиты, крыша протекала. Жить здесь было невозможно. Похоже, подумала Эль, Альгебору придётся всё же взять в их дом. Хорошо бы, старуха решила уехать из их городка – после того, как чуть не убила Эль! – но девушка на это как-то не надеялась.
И оказалась права. Престарелая родственница немного повредилась в уме, и уехать могла разве что в дом призрения. Отец и мать Эль, которым девушка ничего не стала рассказывать, посовещавшись, взяли опеку над Альгеборой на себя. Всё же, они оставались ей единственной роднёй.
Эль ограничилась рассказом о том, как дом внезапно развалился и сказала, будто этот и вызвало помешательство тёти Альгеборы. Вспомнили, что с домом всегда «было нечисто», что «предупреждали» – и этим разговоры и ограничились. Правда, хватило их очень надолго, и ещё много лет горожане припоминали эту историю.
Казалось, всё закончилось. Повседневность снова стала скучной и привычной. Даже присутствие тихой полубезумной старушки скоро приелось и начало казаться, будто Альгебора жила у них всегда.
Но что-то всё же не давало Эль покоя. Она никак не могла вернуться к привычной жизни. И поздней осенью девушка направилась к уже почти развалившемуся дому ведьм.
Осторожно прошлась по комнатам с провалившимся полом. Взобралась, чудом не поранившись, по остаткам лестницы.
Услышала: «Каррр», – и вздрогнула.
– Дарана? – позвала Эль. – Дарана, это вы?
Тишина.
Эль прошла комнату за комнатой, пару раз едва не провалившись. И наконец, в самой дальней, увидела несколько картин... На одной из которых был изображён молодой мужчина с мечом и хрустальным шаром.