Севрас погладил себя по белой бороде и подмигнул Рогнеде:
- Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Любовь она такая: подкараулит - и пропал! Я супружницу свою, Прасковью, на рынке в городе встретил: приехал заячьи шкурки продавать, а она овощами торговала. Ну, стояли день друг напротив друга, улыбались, а вечером я осмелился подойти да заговорить. Двадцать лет душа в душу прожили мы с Пашенькой и дальше жили бы, да умерла моя жёнушка от воспаления лёгких. Никогда себе не прощу, что в больницу её не отвёз! Она, голубка, больно недолюбливала больницы. Всё просила, чтобы я её своими травами лечил. Только не может трава сильное воспаление вылечить! Антибиотики нужны! Я всё думаю: настоял бы тогда на больнице - моя Прасковьюшка до сих пор была бы жива.
Старик тяжело вздохнул, опустил голову.
Рогнеда поспешила отвлечь внимание Севраса от личной драмы и вернуть его к рассказу о Ведьмином камне.
- Вы сказали, что родители Ваши недолго вместе были. Почему? - спросила она.
- Прожили мои родители спокойно в лесу лето, осень и новую зиму. Родила меня мама дома, потому как без документов за медицинской помощью обращаться боялась. Роды тяжёлые были. Отец позвал Фаину Коваль, чтобы ведьма помогла мне на свет появиться. Пришла Фаина, всё, что следует, сделала и увидела, что мать моя кровью кашляет. Туберкулёзом она заразилась в камере, когда под следствием была. Предупредила Фаина отца моего: "Не жиличка роженица." Взмолился отец: "Помоги!" Ведьма только головой покачала: "Бессильна я перед болезнью матери твоего сына. Скоро хоронить Елену будешь." Права Фаина Коваль оказалась: с каждым днём моя мать слабела всё больше и больше. Отец плюнул на всё: запряг коня и хотел любимую в больницу везти, но она не согласилась. "Мне уже не ничто не поможет. Тебе надобно о сыне думать. Что, как дознаются в больнице, кто я такая? Тогда ты в лагерь загремишь, а сынок наш сиротой останется. Не будет ребёнок знать ни отца, ни матери, - сказала моя матушка и попросила. - Принеси фуфайку, в которой ты меня нашёл. Помнишь: ты хотел фуфайку сжечь, а я тебе не позволила этого сделать, и мы её за домом под яблоней закопали." Отец пошёл в сад, выкопал фуфайку. Мать, распоров подкладку, извлекла из фуфайки золотую цепочку с кулоном: голубой камень в оправе в форме вороны. "Это, - сказала моя мать, - наследство нашему сыну. Камень больших денег стоит. Будет туго - продай кулон." Отец мой глаз от голубого камня тогда оторвать не мог, потому как про Ведьмин глаз легенду хорошо знал. "Откуда, - спросил он, - у тебя, Елена, это украшение?". Тогда она ему и поведала, что кулон с голубым камнем её мать получила от жениха Степана Гудкова с просьбой сберечь. Гудков был незаконорождённым сыном известного промышленника Николая Второва, жившего в Москве. Второв не участвовал в воспитании внебрачного сына, но регулярно с посыльными передавал в Читу, где скромно проживал Степан с матерью, скромные суммы денег. Решив жениться, Гудков съездил в столицу к своему отцу и вернулся при больших деньгах и с голубым камнем, вставленным в оправу в форме вороны. Степан заявил своей невесте, что получил от отца наследство. Молодые люди собирались пожениться и уехать жить в Харбин. Правда, свадьба не состоялась: Степана Гудкова убили за день до бракосочетания. К тому моменту его невеста была беременна. Родив дочку Елену, женщина переехала из Читы в Ленинград к двоюродной тётке и жила тихо, посвятив свою жизнь воспитанию дочери. Камнем, подаренный Степаном Гудковым, она очень дорожила. мечтала подарить его Елене, когда та будет замуж выходить. Однако жизнь распорядилась иначе: Елену осудили на пятнадцать лет лагерей, что, по сути, было равносильно смерти. Во время последней встречи, состоявшейся шестого июня тысяча девятьсот тридцать седьмого года на свидании в пересылочной тюрьме, мать дала Елене фуфайку и шепнула, что зашила в подкладку кулон в форме вороны. "Деньгами помочь не могу, - сказала она, - При нужде продай или сменяй кулон." В тот же день Елену из тюрьмы этапировали в лагерь. Вот такая история.