Обувшись в высохшие за ночь кроссовки, есть не хотелось, я отправился в путь вдоль берега Мары.
Шагая по берегу, я смотрел на деревья на другом берегу, и они не казались такими уж высокими, но, когда я поднимал голову, пытаясь разглядеть верхушки деревьев здесь - я не видел вершин за переплетением крон. Наконец я не вытерпел и, сняв с плеча суму, полез на первое же дерево.
Я забирался всё выше и выше. Уже и землю не видно сквозь ветви подо мною. Я глянул вверх - там всё те же ветви, но верхушек не было видно, и я стал спускаться и уже в самом низу, когда до земли оставалось несколько метров, задержался и осмотрел лес и, вдруг, увидел очень большое гнездо прямо под одним из деревьев.
Спустившись на землю, я пошёл к тому дереву.
Гнездо было очень большое и мне пришлось обойти его вокруг, просто перешагнуть я не смог. Не было перьев или пуха, не было скорлупы от яиц. Удивило и то, что вблизи гнезда не было останков мелких грызунов или птиц.
- Что ж это за птица такая здесь ночевала? - спросил я сам у себя и не нашёл, что ответить
Я наклонился и дотронулся до пола гнезда, выстеленного какой-то очень мягкой травой - трава хранила чьё-то тепло. Я отошёл и, спрятавшись за деревьями, стал ждать.
То ли сказалась выпитая вчера водка, то ли притомился в пути, но я заснул.
Я не слышал ни шелеста крыльев, ни пения, но, проснувшись, и бросив взгляд в сторону гнезда, сразу же увидел, что в нём кто-то есть!
Я лежал под и за деревом, и выглядывал, ожидая. Но время шло, а в гнезде не было никакого шевеления.
Осторожно поднявшись и, оставив суму, вышел из-за дерева и, крадучись, приблизился к гнезду ...
В гнезде под деревом спала молодая красивая девушка, укрытая каким-то странным перьевым одеялом, больше похожим на большое крыло.
Я был опустошён, я устал от одиночества и выдохся, накапливалась злость: второй день не было секса. И я, подкравшись к ней, опустился на колени и поцеловал в губы ...
Она испуганно вскинулась, широко распахнув глаза и, увидев меня, моё лицо, так близко - вскрикнула и прижала руку к губам. Из глаз потекли слёзы.
- Ты поцеловал меня? - столько тоски и горя было в этих словах. Она закрыла лицо руками и зарыдала
- Да что с тобой? Подумаешь, поцеловал?
Она убрала руки и, всхлипывая, ответила - Я Алконост, из Ирья, но теперь мне никогда не вернуться в Ирий, никогда не стать прежней, теперь я такой же человек, как и ты, теперь я смертная - и она снова зарыдала.
Было жалко её, но сильнее жалости была злость: за то, что меня подставили, за то, что меня обманули, за то, что меня предали и я, спустил с себя трико и, сдвинул крыло.
Красивое девичье тело, белая нежная кожа, светло-коричневые сосочки - член возбудился, и я залез на неё и, раздвигая ноги, тыкался в промежность, в мягкие шелковистые волосы лобка.
Она с ужасом взглянула на меня, и этот ужас в её глазах, разбудил во мне ярость, дикую ярость и я грубо, с насилием, проник в её плоть.
Она закрыла руками глаза, перестала рыдать и затихла; только слёзы струились по щекам из-под ладоней.
И её покорность взбесила меня: я вытащил член и рывком перевернул её на живот и, сев на неё, засадил член с таким остервенением в жопу, что она закричала от боли и выгнулась, и опала, а я терзал её плоть, распаляясь похотью, и схватил за волосы и потянул и, когда она застонала от боли, сжал её шею и душил, и насиловал и когда она, захрипев от удушья, обмякла подо мною, я излился и разжал пальцы.
И, вместе со спермой, истекла озлобленность и наступило умиротворение.
Я лежал на земле и гладил её тело, щупал грудь, раздвигал губы и ласкал клитор, и так, и заснул.
То ли время здесь шло по-другому, то ли я так устал, что проспал весь остаток дня и проснулся в темноте.
Ночь.
Она лежала в той же позе и её белеющее тело, и изгиб бедра возбудили, и разбудили мою похоть, и я снова оседлал её сзади, и показалась мне она холодной, но одержимый страстью и похотью, я изнасиловал её в жопу также грубо и жестоко, и опять душил, но она не издала ни стона, ни всхлипа и, отвалившись от неё, я заснул и проспал до утра.
Она лежала всё в той же позе, и я тронул ягодицы, и отдёрнул руку - кожа была холодная, восковая.
Я перевернул её на спину - девушка была мертва.
Она была мертва уже ночью!
И я взъярился на неё за это и, потеряв самообладание, стал насиловать мёртвое тело: засовывал во влагалище - холодное и скользкое, запихивал в рот и проталкивал в горло вместе с её языком и, вытащив член изо рта, бил им по лицу, по губам, пока не лопнула кожа и потекла сукровица и, перевернув на живот, продолжил неистовствовать, насилуя в жопу, и не получил наслаждения!