— Пока еще есть шанс повернуть назад, можете передумать. Это ни в коем случае меня не обидит. Я беспокоюсь за вас. За ваши жизни. За жизни ваших детей. Пожалуйста, подумайте еще раз! Готовы ли вы потерять все из-за еще не сбывшихся моих обещаний?
— Плевать! — с остервенением процедила самая светлая из них. Она откинула русую косу назад, а голубые глаза недобро блеснули. — Я не упущу шанса отплатить Рату той же монетой!
— Огнеславия… — Волканэрис тяжело вздохнула. — Месть — не лучший способ получить справедливость.
Она пыталась наставить на истинный путь новоиспеченную подопечную, однако и понимала ее как никто другой: их истории поразительно похожи. Такая же северянка, дочь первого человека поселения, родилась практически на вулкане. Тоже «испорченная»…
— И пусть я умру! И ублюдок в утробе мне не нужен! — все продолжала злиться Огнеславия. — Но Рат поплатится за свои потехи и забавы! — И сильнее запахнулась в меховую накидку, словно хотела спрятать себя.
— Ее изнасиловали, — скорее утвердила, чем спросила Маккензи. Каким-то образом она уже знала судьбу каждой. — Понятно, почему она так жаждет мести. Но когда она улыбалась, мне нравилось больше. Ямочки на щеках предавали ей больше миловидности. И маленький курносый носик смешно вздергивает. Так и хочется назвать ее русской красавицей.
— Она и есть русская, — подтвердила Адалинда, а Макки удивленно обернулась к ней. — Ну точнее она Сафеифка[1]. А они одни из прямых предков древних славян. Сафеифы не хотели становиться рабами Римской империи, поэтому много веков назад бежали на север. На тот север, где как раз сейчас современная Россия граничит с Финляндией.
— Ого… — изумилась Маккензи и повернулась обратно. — А эта девушка инде… Инди…анка? — И указала на несильно смуглую девушку.
— Да, это девушка из коренного населения Америки.
— Красивая, — прошептала Макки.
Девушка, несмотря на достаточно женственную фигуру, отличалась крепким телосложением: широкие плечи, трапециевидная спина с отчетливо выделяющимися мускулами. Длинные черные и жесткие волосы собраны в высокий хвост и украшены перьями разных цветов.
— Я тоже хочу ответить, — высказалась индианка. — Отец отдал меня вождю соседнего племени, как кусок оленины. Видите ли, не хотел воевать с ним! — сгримасничала она, закатывая черные глаза. — Я — Иоки Дождерожденная — должна поклоняться ему? Никогда!
— Иоки. — Волканэрис снова вздохнула, но уже с разочарованием и бессилием. Спорить было бесполезно. Желающий мести никогда не будет слушать.
— Я тоже готова, — уверенно сказала девушка с раскосыми карими глазами, поправляя черный ханьфу[2], расшитый золотыми нитками.
— Твои мотивы я понимаю, Чунхуа, — согласилась Волканэрис. — Грядет война. Императору нужна сила.
— Отец был бы безмерно благодарен вам, госпожа. — Чунхуа изящно поклонилась, а в сложной высокой прическе звякнули заколки.
— Ну а я всего лишь хочу, чтобы мое племя жило и процветало, — заключила темнокожая девушка, облизнув от волнения пухлые губы.
Пожалуй, она была самой «раздетой» их всех: короткий топ молочного цвета закрывал только грудь, а юбка в пол такого же цвета была с разрезами почти до резинки. На фоне одежды кожа казалась еще темнее. Девушка поправила лук и гордо выпрямила спину.
Вероятно, охотница, подумалось Маккензи, но она не могла отвести глаз от необычного для темнокожих серого цвета радужки.
— Ачинг. — Волканэрис кивнула и улыбнулась. — Рада, что ты пришла к созиданию. Что ж…
Она закрыла глаза и приняла сущность. Девушки дернулись было от испуга, но что-то заставило их отпустить страх и с восхищением наблюдать за Волканэрис. Она полоснула по запястью и стала наполнять каждую чашу, смешивая с содержимым из мисок.
— Наверное, ты хочешь пропустить, — вроде и спросила, а вроде и утвердила Адалинда, в то время как Волканэрис по очереди резала запястья девушек и наполняла чаши их кровью.
— Они будут это… есть? — с брезгливостью на лице буркнула Макки, смотря на чаши, наполненные кровью и желеобразной массой. Адалинда кивнула. — Тогда очень хочу.
Адалинда с понимаем поджала губы и ускорила время. Но, прежде чем Маккензи оказалась в новом месте, глаз уловил, как девушки измазались в крови, поедая смесь из чаши. Маккензи сморщилась и выдохнула, подавляя тошноту и думая о том, что ей повезло родиться уже Ведьмой.
Однако неприятный и колючий снег, летящий прямо в глаза, заставил забыть ту картину. Маккензи прикрыла глаза предплечьем, чтобы хоть как-то защитить глаза.
— Где мы? — прокричала она: ветер завывал так сильно, что едва ли было слышно свой голос.