Пока заваривался чай, а пол подметался от осколков, Ричард рассказал о своих мыслях и подозрениях.
— Ну давай пригласим твоего щенка и рубанем голову. И дело с концом. — Адалинда широко улыбнулась, взяв чашку с чаем.
— Если бы я хотел услышать это, даже не пришел бы к тебе. — Ричард улыбнулся в ответ, как бы намекая, что именно такое предложение от Адалинды — слишком предсказуемо.
— То есть именно Эрик может нанести урон, но если он просто рядом, то все как обычно. Так я понимаю? — В ответ Ричард кивнул. — Я даже и не знаю, что это может значить. А ты хочешь… — Адалинда поджала губы, намекая на смерть.
— Да пора бы уже. — Ричард постно рассмеялся. — И так слишком долго видел, как меняется этот мир.
— Однако одно остается и останется неизменным. — Адалинда отхлебнула чай.
— К сожалению, Адалинда. К великому сожалению. — Ричард вздохнул. — Ты же знаешь, что я никогда бы не…
— Что толку об этом говорить. — Адалинда сморщилась, ясно давая понять, что эта тема ее раздражает. — Мы все под колпаком. Тут даже дело не в Аиде и не в Урсуле. Мы сами выбираем свою судьбу.
— Просто знай, что я никогда не хотел, чтобы наши дети несли ответственность за наши ошибки.
Адалинда фыркнула и допила чай. Ну, конечно! Легко говорить с высоты прожитых чертовых пятисот лет. Никто не хочет, чтобы дети несли ответственность за своих предков. Но таковы правила баланса.
— Ладно. Тогда я пойду. Извини, что отвлек. — Ричард решил, что ему пора: по виду Адалинды было очевидно, что она не на шутку разгневана.
— Я попробую что-нибудь найти. В книгах или поспрашиваю аккуратно. Идет? — предложила Адалинда, провожая его к двери. — Ты же сам знаешь, что у нас это впервые.
Несмотря на то, что Ведьмы и Охотники воюют уже почти тысячу лет, Ричард — и только он один — вызывал не только уважение, но и доверие. Адалинда, даже с учетом ее скверного характера и бесконечного желания язвить, только с Ричардом могла чувствовать себя спокойно, если брать общество Охотников. Так что ее гнев сменился на милость почти сразу.
— Хорошо, что не пошел к Патриции. — Ричард вышел за порог и развернулся. — Эта старая су… Извини.
— Все нормально. — Адалинда усмехнулась. — Моя мать и правда старая сука. Только не смей говорить об этом со мной при ком-то еще. Ты же понимаешь, что не будь я сейчас одна, я бы, как минимум, сломала бы тебе челюсть. — Она наклонила голову и улыбнулась. — Статус не позволяет промолчать. И да. Не волнуйся. Из моих никто не узнает, что ты приходил ко мне. И, я надеюсь, из твоих не узнают тоже.
— Безусловно.
Ричард протянул руку, словно заключал сделку, не рассчитывая на взаимность. Однако Адалинда ответила на жест и слегка дернула за руку, заставляя подойти ближе.
— И если я узнаю, что ты кому-то сказал про Маккензи, — прошептала Адалинда с улыбкой на лице, но уловила в его взгляде, что Ричард понял — это не любезность, а угроза, — я вырву твой язык. И щенку в первую очередь.
Ричард натянул улыбку и сглотнул. О да. Пусть он и молчал, но Адалинда знала, что Ричард вполне отдает себе отчет, о чем конкретно идет речь. Он перестал улыбаться и одернул руку, едва заметно скривившись. Видимо, ладонь болела так, словно с нее наживую снимали кожу.
— Рада, что мы поняли друг друга.
— Пока, Адалинда.
Ричард кивнул и поспешил в машину.
***
Маккензи поставила кружку пива на стойку и вытерла руки. Время давно перешагнуло за полночь. Вечер в баре в самом разгаре. Гости веселились и отдыхали. Шум волн океана гармонично сочетался с реггетонской музыкой[2].
Народу было так много, что проходить приходилось только боком: столы, стойка и проходы были забиты людьми. Но они все еще как-то умудрялись танцевать.
— Сегодня прям аншлаг, — сказала Макки, завязывая волосы на затылке платком.
— Я бы сказала, полная банка шпрот, — рассмеялась Габби. — Пятница. И этим все сказано. Люси, на завтра свяжись с поставщиками…
Габриэла ушла к Люси, чтобы обсудить поставки. Маккензи налила себе стакан воды и выпила залпом. Несмотря на то, что они, по сути, были на открытой местности, было душновато. Даже ветер с океана не спасал.
— Будь начеку, — прошептала Габби.
Маккензи вздрогнула: не слышала, как тетя подкралась со спины.
— Что случилось?
— Ищейка. — Габриэла едва заметно кивнула в другой конец стойки.
Макки чуть прищурилась. На самом краю сидел чернокожий мужчина в светлой льняной рубашке, ворот которой был поднят, однако татуировка волка — метка Ищеек — на шее не шибко-то и скрывалась.
— Он же не станет нападать при людях? — прошептала Маккензи. Ответа не последовало. Габби сверлила его взглядом. — Не станет же? — зашипела она.