Маккензи резко отстранилась и вытерла слезы тыльными сторонами ладоней.
— Мне надо идти, Эрик, — сказала она, будто уговаривала саму себя. — Меня Габби ждет.
Макки, не поднимая на него глаз, развернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Надо это сейчас же прекращать. Просто в момент боли он оказался рядом и все.
— Маккензи, постой! — Уже на улице он успел остановить ее.
— Спасибо, что поддержал и не стал реагировать агрессией на агрессию. Хотя по-хорошему стоило ответить на нападение. — Она поджала губы и обошла его. — Но ты же понимаешь, что тот поцелуй был просто порывом? Я была в уязвленном состоянии, ты пытался таким образом поддержать. И это не должно повториться.
— Нет, не понимаю. — Эрик вновь оббежал ее и перегородил подход к мотоциклу. — Я целовал тебя в машине, потому что хотел, а не потому что мне было тебя жалко или потому что был такой момент. Я этого хотел. И ты это знаешь.
— Тем не менее я поддалась на это, потому что мне было больно и плохо. — Маккензи улыбнулась и закусила нижнюю губу. — Не больше и не меньше.
— Ты едешь? — с нетерпением в голосе спросила Габриэла.
— Да, — ответила Макки, не отрывая взгляда от него. — Нам еще нужно «жука» забрать.
— Я мог бы…
— Мог бы, — перебила Маккензи. — Но не станешь. Я уже взрослая девочка и умею завязывать свои сандалики сама. Пока, Эрик.
Она достала из-под сиденья второй шлем и тут же надела его, закрывая визор.
***
— Жаль мальчика, — начала Габриэла, когда Макки вошла на кухню.
Как только они вернулись домой, Габби тут же связалась с Патрицией по зеркалу. Требовала срочный сбор Ковена. Сегодня. Сейчас. Если говорить мягко — летели пух и перья.
— С чего ты вообще решила, что можешь что-то просить? Я уже не говорю про «требовать»! — Патриция говорила спокойно, однако выражение ее лица кричало, что та испытывает презрение. Высокомерная старая стерва. — Где твоя мать, Габриэла?! Кто тебе вообще позволил вернуться?
— Таможня в аэропорту! — съязвила Габриэла. — Ковен будет собран. Сегодня же. А причина сбора — твоя беспечность. Подробности ты узнаешь на собрании. Хочу видеть твое лицо. Лично. Не вынуждай меня собирать всех без твоего дозволения. В моих глазах ты свалилась на дно давно. Не заставляй опускать тебя еще и в глазах Ковена.
— Упаси тебя бог, если ты хочешь видеть Ковен из-за своей гордыни, Габриэла!
— Тебе ли бога упоминать. И говорить о гордыне. – Габриэла брезгливо усмехнулась и махнула рукой, от чего связь оборвалась. Она шумно выдохнула и опустилась в кресло в комнате матери. Маккензи лежала на кровати, свернувшись в клубок. Едва заметно еще вздрагивала, но точно спала.
— Моя девочка, — прошептала Габби, садясь на край кровати. — Это я виновата. Если бы я вас не оставила тогда, этого бы не случилось. Кто бы это ни был, они ответят за то, что сделали. Обещаю. — Она убрала прядь ее волос и поцеловала в висок.
— Прости, что? — Маккензи протерла глаза.
— Жаль, говорю, мальчика.
— Какого мальчика? — Макки застонала и прикрыла лицо руками. Видимо, голова раскалывается.
— Щенка твоего. — Габби расставила чашки на столе. — Поцеловала бедолагу, а теперь кидаешь?
Маккензи перестала дышать и следила исподлобья за каждым ее действием. В глазах читался вопрос: откуда она знает? Габриэла пожала плечами, мол, «а что такого?».
— Переживет. Не маленький, — почти грубо ответила Макки. — Долго я спала?
— Пару часов. — Габриэла налила чай. — Выпей. Полегчает.
— Мне и не плохо. — Макки села за стол, а Габби посмотрела так, словно на ребенка, который еще не научился врать. — Я не психичка. Мне успокоительных не надо.
— Это и не успокоительное. Просто поможет немного облегчить душевную боль. — Габриэла говорила мягко: не хотелось заводиться самой и заводить ее.
— Мне не надо. — Она решительно отодвинула чашку. — Спасибо.
— Солнышко. — Габби села рядом и положила ладонь на ее руку. — Если ты выпьешь, ты не предашь ее этим. Не надо мучить себя. Поверь, бабушка мучается от этого сильнее, чем ты. Тем более нам скоро в Ковен. А ты захочешь удушить эту старую суку. Будь уверена.
— Так ты уговорила ее? — спросила она и обхватила чашку двумя руками.
— Если мне надо, я и мертвого из могилы достану. — Габриэла усмехнулась. — Больше всего она боится, что кто-то подорвет ее авторитет. И маразматичка знает, что я могу это сделать. Много труда и уж тем более ума для этого не надо. Допивай и переодевайся.