— Ты меня слушаешь, но не слышишь. Я — Первая. Мне не нужны жертвы, чтобы иметь силу. Я режу себе руки или пальцы, потому что того требует ритуал. — Она вскинула руки и поджала губы. — Все. Природные владеют всем: и стихийной магией, и кровной, черной и другими видами.
— Если есть высшие и средние, значит, есть и низшие? — спросила Маккензи и перевернула несколько страниц.
— Все верно. Как раз из-за них и повелось думать, что все ведьмы — сущее зло, приспешницы Дьявола, его любовницы, и все остальное, что придумали в прошлом. — Адалинда перевернула страницу.
Маккензи уже было дернулась, но заставила себя подавить страх. На картинке изображена с виду молодая девушка, однако все ее лицо было покрыто язвами, гнилые и покрошенные зубы, отвратительный цвет лица, похожий на трупный. Она так впечатлилась этим изображением, что на мгновение ей почудился мерзкий запах гнили.
— Фу… — едва слышно выдавила Макки и поспешила перевернуть страницу, сдержав приступ тошноты. — Ты сказала, что у они не могут скрывать своего облика. Почему?
— У них нет той первозданной силы, какая есть у нас. Да, Жертвенницы имеют какую-то ее часть, потому что их отцы — носители. Но только часть. Поэтому они не могут скрывать истинного облика. Облик можно увидеть только в отражении: в зеркале или в воде, например. А вот низшие… Их еще называют «Грешницами». Это обычные женщины, которые подписывают договор с Природной или Жертвенницей. Но далеко не все, а если уж совсем по-честному, то почти никто из них не понимает, какую цену придется заплатить.
— Но почему Первые не платят? — спросила Маккензи. Она искренне старалась разложить информацию по полочкам в голове, но получалось не очень хорошо.
— Ты же не платишь за воздух, которым дышишь. — Адалинда снисходительно улыбнулась. Она прекрасно понимала, как ей сейчас тяжело все это понять. — Это схоже с дипломатическим иммунитетом: чтобы выполнять функции своего государства, дипломат должен иметь свободу действий.
— Получается, эти Грешницы, даже если захотят зажечь свечку, будут в истинном облике?
— Верно, — кивнула Адалинда.
— Почему ты сказала, что тот парень хотел н…
— Черт, Алонза! — Адалинда вскочила со стула и посмотрела на часы. — Я уже опаздываю!
— Куда это ты? — Маккензи вскочила вслед за ней.
— Мне надо на совет. — Адалинда мельтешила по маленькой комнате и что-то искала. — Еще «Плутовку-чертовку» надо сварить!
— Бабушка!
Но Адалинда словно не слышала внучку. Она все бегала из маленькой комнаты в общий зал и обратно в поисках ингредиентов для ритуала. А вот Маккензи сильно удивилась, когда из шкафа она выкатила на поддоне чугунный котелок. Она растерянно села на стул, наблюдая за действиями бабушки.
Адалинда зажгла горелку на столе, плеснув два литра воды в котел. Или это не вода вовсе? Макки жидкость показалась слишком мутной для питьевой воды. А через секунду в нос ударил резкий запах.
— Что это за жидкость? — спросила она.
— Могильная земля со спиртом, — отстранено ответила Адалинда, словно сказала на автопилоте. — Так, коричные палочки… — Она разломила корицу и покрошила ее в котел. — Настойка белладонны и «паховая гниль». — И вылила два маленьких бутылька.
— Паховая что?! — удивленно переспросила Маккензи.
— Зеленый уголь. — Адалинда посмотрела на внучку и бросила кусок угля. — Паховая гниль — это вытяжка[5] из глаз рыб и коры церберы одолламской.
— И почему называется именно так?
— Потому что пахнет как не мытые годами половые органы. — Адалинда краем глаза заметила, как внучка скривилась. — Ну или как протухшая рыба, — решила смягчить свое сравнение менее скверным определением.
— Только не говори, что ты будешь это пить. — Маккензи едва заметно сглотнула и вжалась в стул.
— И ты будешь пить, — буднично ответила Адалинда и помешала содержимое котелка.
— Чего?! — воскликнула Макки. — Ты, должно быть, шутишь!
— Если бы я хотела пошутить, то сказала бы, что тебе придется выпить кровь младенца. — Адалинда взглянула на нее и вскинула брови, поджав губы, а затем продолжила мешать зелье в котле.
Маккензи хотела ответить что-то едкое, но сдержалась. Она сглотнула и выдохнула, снова скривив лицо. Видимо, еще много раз ей придется корчиться в приступе отвращения, однако нос уловил вполне сносный запах: едва ощутимо пахло корицей и… больше ничем. Макки хмыкнула и с интересом придвинулась к котелку. Не то чтобы ей нравился запах корицы — а его она не любила, скажем честно, — но представлять, как пахнет «паховая гниль», не хотелось вовсе.