— Что вы стоите, остолопы?! — рявкнул Ричард на стражу и всадника. — Помогите мне! Живо!
Урсула почти потеряла сознание, но в самый последний момент перестала чувствовать удары по лицу. Только пульсирующая боль давала понять, что она еще жива. Урсула тихо всхлипнула, понимая, что жить ей осталось до рассвета. Она поняла, что больше не увидит единственный оставшийся смысл жизни… Кто-то из стражников поднял ее.
— Ты приговариваешься к смерти, Урсула Барбаросса! — Реджинальд снова ударил ее по лицу. — Раздеть ее и провести по главной площади!
— Отец… — Ричард попятился. — Но зачем? Она и так умрет сегодня! Зачем проводить по пл…
— Молчать! — Его голос прогремел на весь подвал. — Она заслужила это наказание! Ты что-то имеешь против воли Короля? — Реджинальд сузил глаза. — Или ты защищаешь это порождение зла?! Подожди… — Он подошел ближе и заглянул в глаза, грубо схватив за подбородок. — Ты влюбился в эту потаскуху?!
— Конечно нет! — Ричард вырвался из хватки отца. — Раздевайте!
Глаза Урсулы вспыхнули. Она была готова вытерпеть все издевательства, что уготовил для нее Реджинальд, но подобное унижение было за гранью. До этой секунды Урсула все еще верила, что в Ричарде теплится та любовь, которую дарил ей еще пару дней назад. Надеялась, что он осмелится сделать что-то, что сможет остановить его отца от издевательств, побоев и унижения.
В нее снова дунули пыльцой. Пыльцы было достаточно, чтобы те гроши сил, что удалось скопить, растерялись в тот же миг. Урсула задержала дыхание и постаралась не дышать настолько долго, насколько было возможно. Но частички Анриум Мартума уже попали в нос. И все органы сводило так сильно, что из глаз посыпались искры.
Стража раздевала ее. Прекрасная точеная фигура так и манила к себе: упругая и аккуратная грудь, гладкая шелковистая кожа без единого изъяна. Один из охранников облизнулся и потянулся к груди.
— Убери свои руки, скотина! — Урсула нанесла удар кандалами по лицу стражника.
— О-о-о… — Реджинальд рассмеялся. — Так у тебя еще есть какие-никакие силы! — Он подошел к ней и схватил за лицо. — Плеть! — Он вытянул другую руку. — Плеть, я сказал! Живо!
Ричард громко сглотнул, но протянул кожаную плеть. Как бы он хотел это прекратить, но не мог противиться воле отца и воле Короля. Ни секунды немедля, Реджинальд грубо усадил ее на колени и обошел. Колени тут же засаднило. Он уже хотел было ударить, но остановился.
— Ты это сделаешь. — Реджи протянул плеть сыну и оскалился.
Ричард сглотнул, но плеть принял. Глаза Урсулы вспыхнули от ужаса, страха и разочарования. Он обошел и занес плеть над головой. Удар. Еще удар. И еще. И еще…
Ричард перестал считать после десятого удара. Он закрывал глаза всякий раз, как удары раздавались эхом по подвалу. Ему казалось, что этот звук будет звучать в его голове вечно…
«Почему ты не кричишь? — голосил про себя Ричард. — Закричи! Пожалуйста, закричи!»
Ему хотелось, чтобы появилась хоть одна малюсенькая причина, чтобы это прекратить. Но Урсула не кричала. Она лишь едва слышно стонала и закусывала губу.
— Достаточно! — Наконец, Реджинальд вдоволь насладился своим лиходейством.
Ричард остановился и отошел в угол подвала. Он тяжело и сбивчиво дышал. Плеть упала на пол. Сердце бешено билось о ребра, а звук хлыста, рассекающий нежную кожу, так и гудел в ушах.
Реджи поднял ее с колен и толкнул в спину. Алонза толкал снова и снова, пока она не вышла на улицу. Вся спина была в ранах от плети. Кровь тонкими струйками стекала по телу.
Осенний ветер пронизывал до костей. Только Урсула не чувствовала холода: кожа горела от ударов, а руки ныли от кипящего масла. Ветер давал облегчение и забирал физическую боль. Во всяком случае, так казалось и хотелось Урсуле.
Но ветер не мог забрать не ту боль, что причинил ей Ричард. Она не могла вернуть свою колдовскую силу, она не могла защитить себя, она не могла, да и не хотела больше бороться… Урсула закусила губу, чтобы не расплакаться, и опустила голову. Такого предательства она точно не простит Ричарду.
— Жители Везандорф Вилидж! — прокричал Реджинальд.
Люди подходили ближе. Нагая и избитая девушка вызывала в них омерзение и страх. Они отворачивались при виде глубоких ссадин, кровоподтеков и заплывшего лица, но бичевание привлекало их больше. Именно сейчас людские пороки проявлялись настолько ярко и открыто, что казалось, будто эти люди накинуться на нее, как голодный зверь кидается на добычу. Мужчины смотрели с вожделением (и их даже не отталкивало избитое и израненное грязное тело Урсулы), а женщины — с плохо скрываемой завистью под маской отвращения: далеко не каждая могла похвастаться осиной талией, аккуратной грудью и красивыми вьющимися волосами. Даже с расстояния женщины видели ее волосы мягкими и шелковистыми.