За ее спиной собрались почти все жители. Волканэрис чувствовала их всех. Однако никто не подходил ближе. То ли они бессознательно подчинялись ее безмолвному приказу не приближаться, то ли страх не давал шелохнуться. Даже Рауд не мог или не хотел, но явно боялся сдвинуться с места.
— Смотрите!..
Кто-то из толпы завороженно прошептал и указал на нее пальцем. Маккензи проследила за жестом. Волканэрис прямо на глазах менялась: волосы стали чуть гуще и ярче, исчезло несколько ожогов.
— Что… Что происходит?
— Она питается их страхом, — пояснила Адалинда. — Это помогает ей восстановиться.
— Ты же помнишь, что я обещала тебе, Винзенз? — Волканэрис оскалилась и дернула рукой: дно клетки разнесло в щепки. Неожидавший Винзенз свалился на землю. — Я обещала, что ты все равно умрешь. — Она улыбнулась еще шире и более зловеще. — Как жаль, что ты не сдох в море, хеласси.
Винзенз испугано уставился на нее и в панике поднялся на ноги, а затем побежал в лес.
— Ты правда думаешь, что уйдешь от меня?
Волканэрис дернула рукой к себе, и он взлетел. На огромной скорости оказавшись у ее ног, Винзенз больно ударился всем телом.
— Волканэрис, прекрати! — прокричал Рауд и быстрым шагом двинулся к ней.
Однако и он одним взмахом руки был откинут к дереву. Рауд сильно ударился головой о ствол. Глухо застонал, но подняться сил не было. Для приближенных отца повторять не пришлось. Они поняли: любое движение — и велика вероятность попрощаться с жизнью. Да и сам Рауд дал отмашку: слабо мотая головой, он выставил руку, чтобы не подходили ближе.
— Не нужно было слушать сладкие речи торговцев, хеласси, — прошептала ему в лицо и снова оскалилась. — Красота бывает губительнее яда змеи.
Его тут же обвили по рукам и ногам корни и ветви деревьев, словно те самые ядовитые змеи, припечатав к стволу. Винзенз вырывался, что-то кричал, однако не понимал: чем больше он дергается, тем больнее будет. Как болото затягивает утопающих, в панике пытающихся выбраться, так и тоненькие веточки, похожие на лозу, скручивались вокруг Винзенза. Ломали кости, рвали кожу до мышц.
— Ты опорочил меня, унизил Конана этих земель, ты и твои люди убили невинных… — С каждым ее перечислением расстояние между ними сокращалось, а на его лице, груди и торсе появлялись новые и глубокие царапины. — Пришел как трус тогда, когда защитить нас было некому, — зловеще процедила она ему в лицо, почти касаясь его носа своим. — Надеялся, — Волканэрис слегка наклонила голову так, что их губы почти соприкоснулись, — что выйдешь отсюда победителем?..
Она отстранилась и так невинно улыбнулась, что на мгновение забылись ее истинные помыслы. Однако Волканэрис и не дала опомниться: почти сразу в презрении ощерилась и пустила огненный шар ему в грудь.
Винзенз истошно закричал. Нестерпимая боль пронзила все тело. Да и Волканэрис не давала передышек: все его тело было изранено в небольших, но глубоких царапинах, как если бы били плетью не меньше нескольких десятков раз, а ожогов было еще больше…
Маккензи потеряла счет времени: прошли минуты, часы, дни?.. Нечеловеческое истязание продолжалось, кажется, уже целую вечность. Волканэрис ни на минуту не прекращала свои пытки: жгла огнем, ломала уже и без того сломанные кости, заставляла захлебываться, закапывала заживо…
Стоило ему хотя бы на мгновение потерять сознание, как она возвращала его обратно. А может, Винзенз уже не раз умирал, а она воскрешала. Макки не понимала вообще ничего.
Люди тоже не двигались. Все, что смогли сделать оцепеневшие и промокшие до нитки мужчины и женщины, это прятать любопытных детей за спинами. Маккензи чувствовала каждого: животный страх перед Волканэрис был сильнее всего, однако было что-то еще… Она решила сконцентрироваться на людях, чтобы избавиться от приступа тошноты: наблюдать за пытками человека та еще… пытка. Но и люди не оправдали ее ожидания.
— Они что, — Макки сглотнула и скривилась, — наслаждаются этим и ждут, когда она убьет его? — Это было настолько неожиданно и противно, что она не сразу поняла, что повысила голос до писка.
— Людская натура такая, — с презрением выплюнула Адалинда, — с трепетом и вожделением наблюдать за болью.
— Я не понимаю. — Маккензи свела брови и потерла виски. — Да, он виноват. Да, он заслужил это, — попыталась понять она. Однако это было чувство справедливости, а не бесконтрольное желание упиваться страданиями другого. — Но…
— Виноват. — Адалинда кивнула в знак согласия. — И несмотря на то, что Винзенз заслужил каждую рану, его должны были судить по их законам. Да и мы больше говорим про поведение людей, а не про поступки Винзенза. Это ненормально, что каждый из них чуть ли не с детским восторгом наблюдает за пытками. Хоть и скрывает это под маской страха. Настоящего страха. Да, они хотят возмездия за нападение на поселение, но к тому самому возмездию это уже не имеет никакого отношения. И ты права в своих ощущениях, — она подбадривающе улыбнулась. — Должна быть справедливость. Справедливое наказание, а не неуправляемая пытка. Но что еще хуже: люди готовы смотреть на это, потому что хотят, чтобы он ощутил их боль.