Ведьма метнулась было к подруге, как вдруг сердце из груди Златы прыгнуло вверх. Скок на лавку, скок на пол и покатилось-покатилось. А потом прыг – и в раскрытый вороний клюв. Чёрный глаз дёрнулся, блеснул. Ворона встрепенулась, вскочила на лапы и вылетела в раскрытую дверь.
Живая…
А позади, на скамье, Злата – мёртвая.
Ведьма заохала, дёрнула стебли вьюнов, опутавших застывшее тело. Они отступились, спрятались в подпол, да толку. Золото в косах погасло, синева из глаз ушла. Ох, что же наделала? Что натворила?! Всегда неживое живым делала, а теперь живое загубила.
Завыла Ведьма, запричитала, а за окном ей вторили старые сосны, скрипели на ветру.
А потом тихо стало и только – кап, кап из раскрытой груди Златы рдяные капли. Блестящие, спелые. Кровь? Нет-нет-нет. Ягоды рябины. Точно, точно…
***
Люб весь лес вдоль и поперёк исколесил – то перо на пень ляжет, то снова его ветер подхватит, отнесёт на черничный кустик, а потом швырнёт в заросли папоротника. Да всё бестолку… Нигде и следа Златы не заметил. Неужели обманула Ведьма, не забыла обиду? Ведь не такова она была – чудная, сумасбродная, но не злая. Разве могла в беде не то что не помочь – посмеяться? Или могла? Давно ведь он с ней не знался…
Но что делать, придётся снова стерпеть, смирить гордыню. От всего сердца просить, чтобы сжалилась, помогла. Тут над головой пролетела ворона, громко каркнула, а Любу показалось, что сипло выкрикнула: “Беда”.
Он втоптал притихшее перо в мох и бросился вперёд сквозь чащу. На силу землянку отыскал, хотя уж какими только затаёнными тропинками не водила его Ведьма. То ли успел Люб позабыть её науку, то ли сбила с толку рябинка, успевшая над ручьём вырасти. Пока бежал, рубаху новую исполосовал, лапоть потерял в топкой кочке, даже вихры не пригладил – так влетел к Ведьме, не в женихи, чай, набиваться.
А та охнула, глаза её птичьи, беспокойные, в ответ на Люба не глядят.
– Скажи, – взмолился он, – знаешь ведь, где сестра моя? Не виновата она, что у нас с тобой разлад вышел, а в лесу ей не место. Скажи, прошу, как есть, даже если беда. Лучше так, чем…
Ведьма головой только замотала. Заходила по землянке туда-сюда, будто дел у неё невпроворот, а сама то веник из угла в угол переставит, то в котелок пучок сухоцветов положит да обратно вынет.
Люб ждал, терпел, хоть сердце и рвалось вперёд. А потом не вынес, метнулся к ней, за что-то запнулся, выправился, Ведьму за плечи схватил:
– Скажи, да что же ты?! Ведь была ж человеком, неужто от человека и не осталось ничего?!
И тут глянул вниз и увидал, обо что нога ударилась. В деревянных пяльцах лежало льняное полотно, а на нём – вышитая спелая рябина. Блестящая, круглая – аж во рту горько и сладко стало. Злата… Злата! Её работу Люб везде бы узнал.
– Сестра здесь была, – каменно проронил Люб. – Где она?
Ведьма только головой опять затрясла, руки заломила. И то ли показалось, то ли вправду – глаза её слезами заблестели. Пожалеть бы, да злость и страх за сестру в груди заклокотали. Забились внутри, застили глаза.
– Куда от меня спрятала? Куда, окаянная?! Да неужто ты такая змея? Затаилась, выждала, чтобы потом самым больным ранить? Да говори же! Не отступлюсь!
– Нет её здесь, – проронила Ведьма. Да так сказала, что Люб разом поверил.
Было что-то в голосе, в том, как дрожал он, будто с каждым словом её ножом режут. Но не жалко. Её – не жалко! Злилась на Люба, так ему бы и ответ держать. Ему – не Злате!
– Не прощу! Видит небо, никогда не забуду тебе этого!
И он вылетел из землянки разъярённым ветром. Замер за порогом – куда теперь, где искать? Жива ли ещё его Злата?
Поплутал вокруг, да ведь в лесу ничего не сыщешь, если не знаешь, где искать. Вернулся Люб к землянке, сел на крутой берег ручья, в воду заглянул – Ведьма говорила, там можно правду увидеть. И вдруг…
Злата! Будто за спиной прямо, там, где крыша землянки холмом вверх вздымалась. Стояла, глаза закрыты, волосы на ветру легко-легко колыхались.
Люб обернулся – никого.
Снова в воду поглядел, а там опять Злата. Будто спит, на ногах стоя. Спокойная и какая-то печальная. Люб вскочил, развернулся всем телом – нет сестры. Только стояла на том месте молодая рябина. Та самая, которую на пути сюда увидел, из-за которой место знакомое не признал.
Да быть не может… Нет, почудилось, померещилось от безнадёги, от отчаяния! Но вода никогда не лжёт.
Люб упал на колени, обхватил руками тонкий ствол и зарыдал.