***
Чем темнее делалось в лесу, тем громче становился гул. Скрипели под напором ветра стволы деревьев, листья звенели так, будто были не листьями вовсе, но лезвиями ножей. Ведьма, хоть и была здесь своей, и то побоялась из землянки высовываться. Только вышла набрать воды в ручье, и тут же юркнула обратно в дом.
А ночью древесный гул превратился в слова.
– Наказать!
– Отомстить!
– Проучить!
Ворона тоже не могла уснуть, нет-нет да и высунет голову из-под крыла, уставится блестящим глазом в мутное окошко.
– Милушка-голубушка, слетай, разузнай, – попросила Ведьма тоненьким голосом.
– Одеялом укройся. Не тронут, – посоветовала ворона и прыгнула за окно в чёрную колкую ночь.
Вернулась она быстро, взъерошенная, с мокрыми перьями, пахнущими чужой злобой.
– Мстить будут, – сообщила она. – Конец дураку.
– Ну и поделом, так ему и надо, – ответила Ведьма и попробовала рассмеяться на обычный свой манер, да только ничегошеньки не вышло.
Шевелилось, скреблось внутри то немногое человеческое, что осталось в ней. Помнились ещё давние времена, когда тело было сложено из плоти и крови, когда заходилось сердце от страха перед таинственным, неведомым, таившимся под сенью леса, и была Ведьма такой хрупкой и такой смертной.
– Предупредить бы надо…
– Предупредить? – переспросила ворона.
– Наверное… Да точно! Надо! Они дураки, но ты-то у меня умница! Покаркай уж так, чтобы хоть словечко разобрали!
Ворона тяжело поднялась над деревьями. Ночь не была её временем, хотелось спать и чувствовать каждым пёрышком тепло уютной Ведьминой землянки. Но она летела на запах дыма, коров, скошенной травы.
Несмотря на поздний час, в одной избе светились окна. Ворона села на незакрытую ставню, свесила голову. В избе сидела невеста Бажена, окружённая матушкой и батюшкой, держалась за голову, а перед ними расхаживал Дубыня. Ворона стукнула клювом в стекло – все повернулись, кроме горе-жениха.
– Беда будет! – каркнула изо всех сил.
Поняли её деревенские или нет – неясно, только Бажена голову в плечи вжала, а мать кинулась обнимать дочь.
– Беги! Беда будет! – прокаркала ворона снова.
Тут Дубыня подскочил к окну, распахнул его да смахнул вестницу со ставни.
– Пшла, проклятая! Пшла отсюда!
Вот и пожелай людям добро сделать!
***
Ведьма сидела на берегу ручья, поджав колени, и пыталась рассмотреть в воде завтрашний день. Вода бежала и показывала раз за разом страшные картинки. Ведьма хлопала по мутной глади ладонью, картинка менялась, но оставалась страшной. Ой, не услышал Дубыня предостережения, не услышал…
А потом вода блеснула медью, будто ещё одно предсказание собралась показать, но нет. Смотрит Ведьма – в ручье лишь отражение того, кто неслышно на берег вышел и встал рядом. Деревенский резчик.
– Здравствуй, Ведьма, – сказал учтиво, в пояс поклонился. – Не гневись, что снова без спросу явился, но как спросить – не ведаю.
– Что ты в речке видишь?
– Себя вижу, тебя… – резчик замолчал, свёл вместе рыжие брови, глянул сначала в воду, потом на Ведьму. – ЧуднО! Вижу, будто шкатулку мою к сердцу прижимаешь, а ведь нет её здесь. Снова лесные чары?
– Смотришь просто хорошо, – ответила Ведьма, ощущая довольство. Не все, видать, деревенские дураки да Дубыни.
– Хорошо, да не слишком. Я ведь потому и пришёл снова, что хочется мне лес, как ты видеть, как ты – чувствовать. Давеча, когда у пня стояли, я почти ощутил, почти узрел… Но чую, что и толики лесных тайн не коснулся. А ведь кабы могли все в деревне – да хоть один из нас! – лес целиком познать, никогда бы не учинили такого страшного.
Вот так дела… Ведьма засмеялась, сначала тихонько, а потом начала хохотать так, что хлынули слёзы из глаз, повалилась спиной на мягкий мох. Учиться к ней пришёл! Сколько себя помнила, весь лес её опекал, заботился, лесовички дули на ссаженные до крови коленки, деревья обучали премудрости, ворона и та советы давала.
– Как же я тебя научу? – спросила Ведьма.
– А ты покажи да расскажи, как всё в лесу устроено, что вас, духов, радует, а что – гневает. Как ты жизнь во всём чувствуешь и в недвижное её вдыхаешь. Всё поведай! Стану я самым внимательным, самым прилежным твоим учеником.
Говорил рыжий резчик, и с каждым словом глаза его синие так разгорались, словно в них полный ушат солнечного света плеснули. Залюбовалась им Ведьма, захотелось ей продлить вдохновенную озарённость на его лице.
– Ну давай покажу! – воскликнула Ведьма и взвилась. Взяла резчика за руки, прижала его ладони к своим щекам: – Вот я. Ведьма. Я была человеком, помогала другим, травами лечила, а теперь стала духом. Радует меня, когда люди приходят да по вежливости, по обычаю с лесом обращаются. А печалит, когда зверь дикий в капкан попадает, когда дурак какой лесу вредит, когда дождь идёт пять дней кряду, когда хочется сладкую ягоду съесть, а на язык недозрелая кислая попадается…