Либерти смеется.
— Просто прачечные не принимают дорогие лифчики и трусики. Их можно стирать только вручную.
— Но ты же не должна оставлять их на видном месте?
Черт, теперь я точно знаю, какой размер бюстгальтера у Софи. Я всего лишь человек. Я смотрю и вижу. А как иначе? В частности, когда она оставила красивые кружевные белые трусики с красной ленточкой, они всем своим видом показывали, насколько хорошо облегали бы ее тело, даже не находясь на нем.
— Ты помял галстук, — говорит Либерти, возвращая меня к настоящему.
Я несколько раз моргаю, глядя на нее с минуту и пытаясь отбросить тот факт, что Софи предпочитает кружевные трусики, которые идеально облегают ее округлый зад.
Либерти нежно улыбается мне.
— Иди сюда, я поправлю его. Знаю, ты ненавидишь носить мятые вещи.
Она подходит, чтобы поправить мой галстук, но я отмахиваюсь.
— Оставь.
Суету я ненавижу еще сильнее. Но не поправляю свой галстук и самостоятельно. Мне хочется снять эту чертову штуковину и бросить в ближайшее мусорное ведро до того, как она меня задушит. Либерти смотрит на меня так, словно я с ума сошел.
— Ладно, — говорит она, явно сопротивляясь желанию подразнить меня. — Ты всегда можешь попросить Софи отдавать ее вещи в сухую чистку.
И пропустить шоу после стирки?
— Это было бы грубо, — бормочу я.
Выражение лица Либерти слишком нейтральное, чтобы быть серьезным.
— Зато это хорошая идея, чтобы не сорваться на нового соседа по комнате.
Я пожимаю плечами, снова дергаю галстук, а потом отпускаю всё это, потому что, черт, я не буду нервничать.
— Всё нормально. Я просто не думал, что будет так много... аксессуаров. Раньше я никогда не жил с женщиной.
Следует неловкое молчание. Я смотрю на Либерти, ожидая увидеть ее усмешку. Ее улыбка становится шире, когда я поднимаю на девушку взгляд.
— Приятно видеть тебя в отношениях с девушкой, — говорит она.
— Нам что, шестнадцать? — усмехаюсь я. — Она мне не девушка!
— Ладно, любовница.
— Господи. Мы друзья. Вот и всё.
— Точно, — она закатывает глаза.
— Я миллион раз говорил тебе не совать нос в чужие дела.
Либерти смеется.
— О, да ладно, Скотти. Ты привел женщину в свою Крепость Одиночества. И действительно думал, что мы не будем это обсуждать?
— И какова твоя роль во всем этом? — спрашиваю я. — Тебе выпала участь проверять, как обстоят дела?
У Либерти на лице расплывается улыбка.
— Я добровольно вызвалась. Остальные слишком трусили, чтобы спросить.
— Мило. Теперь можешь вернуться и рассказать остальным курящим в сторонке струсившим, что мы с Софи просто дружим.
— Эй, — говорит Джакс, неспешно шагая мимо. — Это было в рифму.
Он целует Либерти в щеку.
— Киллиан ищет тебя. Устроила Скотти мясорубку за всех нас?
— Он сейчас в настроении.
— У меня нет настроения, — лгу я, но все мы понимаем, что это ложь. Напряжение сковывает мою челюсть и распространяется на щеку.
— У него галстук перекосился, — говорит Джакс, нахмурившись. — Он почти развязался.
Либерти кивает, уставившись на мой замученный галстук.
— Он не позволил мне его поправить.
Я показываю им оба средних пальца, что ребята находят забавным, и ухожу. Сейчас желание поправить галстук становится сильнее, но я не трогаю его уже из принципа.
Не знаю, куда направляюсь. Мне нужно найти Джулс и спросить о том, как идут дела. Я бы позвонил ей, но забыл свой телефон. Меня реально раздражает, что я вышел из автобуса без телефона и даже не подумал о нем. Мою голову заполняли... другие вещи.
Словно по зову моих мыслей в конце прохода появляется Софи, у нее на лице играет широкая и яркая улыбка, на плече болтается сумка с камерой, а в руках бумажный стаканчик.
— Эй! Я искала тебя.
Я не останавливаюсь, пока не оказываюсь достаточно близко, чтобы мое тело заслонило ее от остальных. Я пока что не хочу, чтобы они ее видели.
— Правда? — спрашиваю я, глядя на нее.
На Софи ярко-красные чаксы, джинсы с порезами на коленях и белый камзол, ткань которого натягивается поверх ее груди. Мы не смогли бы одеться еще в больший разнобой, даже если бы попытались. Я впитываю ее образ и запах так жадно, что во рту пересыхает.
— Вот, — говорит она, протягивая мне стаканчик. — Я принесла тебе чай. Один сахар, немного молока.
Я шокировано моргаю. Ей известно, какой чай мне нравится. Она принесла мне чай. Даже если он в бумажном стаканчике, от которого напиток становится на вкус как дерьмо.
Словно читая мои мысли, она фыркает и кривит губы.
— Это керамика, просто дизайн сделан под бумажный стаканчик на вынос.
— Зачем кому-то создавать дизайн чашки, которая похожа на что-то не...
— Просто бери чай, Солнышко, — она сует мне чашку, и у меня нет выбора, кроме как повиноваться. Пока я осматриваю стакан, Софи вздыхает. — И до того, как ты снова успеешь начать жаловаться, крышка резиновая. Ты мог бы выпить через эту маленькую дырочку, но знаю, что не станешь. Так что сними крышку и пей.
Боясь разочаровать ее, я поступаю так, как сказано. Чай горячий, не очень крепкий, но он смягчает внезапно возникшее ощущение кома в горле. Я делаю еще два глотка, прежде чем сжимаю чашку в руке и смотрю на темный чай. От поднимающегося пара у меня затуманивается зрение.
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста. О, эй, твой галстук развязался.
Она опускает сумку с камерой и тянется к моему галстуку. Я наклоняюсь к девушке, чтобы ей не пришлось вставать на носочки, и замираю. Или пытаюсь. Я невольно пододвигаюсь ближе, пока мои легкие не наполняет ее сладкий лимонный аромат, а тепло ее тела не успокаивает мою кожу.
— Как ты это сделал? — бормочет она, пока дергает за галстук и прячет кончик под мой жилет. — Ты никогда не бываешь растрепанным.
— Не помню, — говорю я, борясь с желанием прислониться своим лбом к ее.
— Трудный день?
Я думаю о том, где мы, и всё внутри сжимается.
— Бывало и лучше.
— Хорошо, выпей свой чай, — она проходит рукой по моей груди и плечам. — Пусть он сотворит свое волшебство над твоей британской душой.
Погладь меня еще. Гладь меня без конца.
Но она останавливается и бросает на меня еще один счастливый взгляд.
— О, я нашла твой телефон на комоде.
Она вытаскивает его из кармана и отдает мне.
Я смотрю на мобильный, держа его в одной руке, чай — в другой, и понимаю, что не могу сформулировать ни слова.
Софи похлопывает меня по плечу.
— Не могу поверить, что ты его забыл.
Я же больше ни в чем себе не доверяю. Не знаю, бежать отсюда или схватить ее и никогда не отпускать.
— Прогуляешься со мной? — спрашиваю я, пряча телефон в карман.
— Куда?
Куда угодно.
— Прогуляемся по городу. Мне нужно подышать.
Никто из нас не упоминает, что мы уже находимся на открытом воздухе. Она просто берет меня за свободную руку.
— Веди нас, Солнышко.
Софи
Район, в котором расположен стадион, находится в промышленной зоне, и это не благоприятствует нашей прогулке. Разумеется, Габриэль, не будь он иначе Габриэлем, пишет сообщение своему водителю, чтобы тот забрал нас и отвез в ближайшую гавань.
Здесь великолепно: сверкающая на солнце Ривьера, шелест веток пальм. Габриэлю так идет этот серый сшитый по фигуре костюм, плюс он надел солнечные очки, уложив волосы назад, так что они не закрывают ему лицо. У меня в голове всплывает образ танца Кэри Гранта.
Я не Грейс Келли, судя по моим джинсам и чаксам. Но с ним я никогда не чувствую себя неловко или не соответствующе одетой. Даже сейчас он шагает рядом, слегка касаясь моей поясницы, пока направляет вокруг пожилой пары, прогуливающейся, как и мы, рука об руку.