Я не могу. Член настолько твердый, что пульсирует в такт сердцебиению. Боже, ее запах... Терпкая сладость ее духов не исчезает, вызывая в памяти золотистый оттенок ее кожи. Только на этот раз я представляю ее на кровати в вишневых трусиках, с торчащими сиськами и широко раздвинутыми бедрами, жаждущими, чтобы я уткнулся носом между ними.
Рука без разрешения скользит по моей груди, проводя грязными крохотными трусиками по коже, как будто я могу впитать этот запах и оставить его на себе.
Меня трясет, дыхание сбивчивое и глубокое, когда рука опускается. Гладкий шелк оборачивается вокруг члена. Я сжимаю его и зажмуриваюсь, делая резкий рывок.
По животу стекает пот, на шее ритмично бьется пульс. Дергаю свой нуждающийся член, ноющие мышцы напрягаются с каждым толчком. Это так чертовски хорошо, и не достаточно хорошо. Я почти ненавижу ее в этот момент. Ненавижу ее за то, что она делает меня таким нуждающимся. Только это не так. Ни капельки.
Хочу. Хочу. Хочу.
Слова повторяются в моей голове, пока я трахаю ее трусики как какой-то испорченный школьник. Если бы она знала, чем я занимаюсь... Жар поднимается по позвоночнику вверх от бедер.
— Габриэль? — Звук ее голоса и стук в дверь успокаивают мой жар.
На одну долгую секунду каждая мышца застывает. Взгляд в ужасе мечется к двери. Я запер ее. Правда?
— Ты там?
Блять, не пытайся открыть дверь.
— Да! — выкрикиваю я, булькая от отчаяния. — Господи, воспользуйся другим туалетом.
Если она откроет дверь, мне конец. Я завалю ее на спину и за считанные секунды погружусь в ее жар по самые яйца. Я практически хочу, чтобы дверь открылась.
Ее приглушенный голос звучит немного раздраженно и слегка насмешливо:
— Брюзга. Я просто хотела сказать, что оставила там свою стирку...
Смотрю вниз на белый шелк, зажатый в кулаке, из-под которого выглядывает распухшая красная головка члена. Я дрожу и медленно поглаживаю, ресницы трепещут от мучительного удовольствия.
— Уходи, Софи.
— Но...
— Я принимаю душ. — Свободной рукой нащупываю краны и включаю их.
— Ты только включил воду.
Господи, ее голос. Это неправильно. Так неправильно. Зажмурившись, я продолжаю терзать член, отказывая ему в удовольствии от настоящего проникновения.
— Могу я просто зайти и забрать ее, пока ты не начал?
Уже начал, дорогая. Почему бы тебе не войти и не помочь мне закончить?
Мысленная картинка ее губ вокруг моей пульсирующей головки настолько яркая, что на трусики в руке выплескивается немного предсемени. Моя сперма на трусиках Софи. Я втягиваю воздух.
— Если не свалишь от двери, я всю оставшуюся поездку буду смотреть полный сборник «Стар Трек». Все тринадцать.
Слышу стон.
— Это жестоко.
Жестоко трахать шелк, когда это могла бы быть реальная девушка. Горячая, тугая, гладкая. Я сжимаю зубы.
— А в конце будет викторина, — произношу сдавленным голосом.
Я бы прижал Софи к стенке, расспросил о том, как она любит получать удовольствие, а потом воплотил бы ее желания одно за другим. Не в силах сдержаться, я дрочу жестко и быстро, кусая губы, чтобы она не услышала меня.
— Отлично, — говорит она, не обращая внимания на сотрясающую меня дрожь, когда яйца сжимаются, и похоть засасывает меня. — Не понимаю, зачем тебе быть таким грубияном.
Ее голос следует за мной в небытие. Я кончаю жесткими струями, которые разбрызгиваются по животу и груди, пока я выдаиваю каждую каплю нечестивого, украденного удовольствия, которую могу. Клянусь, я хнычу.
По другую сторону двери тишина. Опускаюсь на колени и пытаюсь отдышаться. Позади меня шумит душ, а пар наполняет комнату.
Заползаю в кабинку и позволяю горячей воде смыть мои грехи. Только когда тянусь за мылом, я понимаю, что все еще сжимаю ее трусики, как будто никогда не собираюсь отпускать. Клянусь, эта женщина меня убьет.
Софи
Что можно полюбить в Мадриде, так это архитектура: великолепные, богато украшенные здания вне времени. Еда — пикантная, соленая, насыщенная, пряная. Café con leche2. Не заставляйте меня пускаться в пояснения. Настолько богатый кремовый вкус, будто насыщенный кофейным ароматом горячий шоколад. Однажды я выпила три чашки и потянулась за следующей, но Габриэль заметил сухо, что я прыгаю как перевозбужденный кролик.
И лучшее, что есть в Испании? Сиесты. Благословенна будь каждая страна, которая сказала: «Да, мы должны закрыть бизнес и немного вздремнуть в середине дня». Как можно не любить их за это?
Это значит, у меня есть санкционированное правительством оправдание, чтобы прилечь возле Габриэля. Вчера, когда я указала ему на это, он немного и не очень убедительно поворчал. А потом быстро стянул пиджак и проскользнул в ванную, чтобы переодеться в спортивные штаны и футболку.
Извращенка во мне хочет предложить ему не прятаться и раздеваться прямо в моем присутствии. Черт, я хочу медленно расстегивать сначала его накрахмаленные рубашки, а потом добраться и до молнии на прекрасных брюках. Хотя это нарушит статус-кво, а я понятия не имею, на какую сторону склонятся чаши весов.
Странно не знать. Обычно я специалист в понимании мужчин, в конце концов, они довольно простые существа. Во всяком случае, большинство из них. Они хотят вас и дают знать об этом.
Габриэль? Он не большинство. Правда, такому потрясающему мужчине, как он, не нужно напрягаться, чтобы заполучить женщину. Он может собирать приглашения, просто стоя на месте. Я видела, как это происходит, много раз. Женщины только посмотрят на него, и все.
Только он никогда не ведется. Никогда даже не утруждается внимательно посмотреть на ту, которая к нему пристает. Выражение его лица всегда мягкое с намеком на скуку, когда он небрежно, но вежливо отмахивается от нее. Это вид искусства, то, как эффективно он избавляется от нежелательных предложений. Я это замечала.
И я была бы склонна думать, что он асексуален на данный момент, но это не так. Даже близко, учитывая количество раз, когда его взгляд сталкивался с моим, а жар в нем захватывал дыхание. Боже, он смотрит на меня, будто обжигает. Этот алчный и собственнический взгляд.
Габриэль смотрит так, будто мысленно срывает с меня одежду. Зубами. Он смотрит так, что желудок обрывается, сердце уходит в пятки, а соски моментально становятся до боли твердыми. И это чертовски приятно, эта тугая пульсация, знание, что единственное, способное облегчить ситуацию — это его рот, горячий и влажный, тянущий за соски.
Проигрывая в уме грязные мысли о Габриэле на коленях, его щеках, втянутых от силы всасывания, его руках на моих бедрах, держащих меня неподвижно, чтобы я не могла пошевелиться и ослабить напряжение между ног, у меня немного кружится голова.
Габриэль должен знать. Он должен видеть, что со мной делает. Я блондинка. Я краснею. Слишком часто я видела этот горячий взгляд голубых глаз, устремленный вниз, к моим возбужденным соскам. Они не стесняются показаться, черт их раздери.
Его ноздри всегда слегка раздуваются, а за этим следует глубокий тяжелый вздох, словно он собирается с силами. Однако на этом все неизбежно заканчивается, потому что он не хочет продвигаться дальше.
И все же его толстый твердый член толкается мне в задницу каждый раз, когда мы забираемся в постель. Он никогда не отстраняется, чтобы скрыть эрекцию, и не прижимается, чтобы двигаться дальше. Нет, он просто оставляет все как есть, прижимаясь к моей заднице, его большая, широкая рука мягко касается моего живота, подбородок на макушке. Он обнимает меня, как мог бы любовник, нежно и томительно. И он относится ко мне как к другу, уважительно, доброжелательно, без злоупотреблений.
А я позволяю ему это. Лежу здесь день за днем, ночь за ночью, мое тело ему поддается, впитывает его тепло, наслаждаясь собственническими объятиями. Было бы так легко развернуться в его руках, прижаться к его губам своими, скользнуть рукой вниз по его груди и под штаны. Я представляла, как сжимаю его большой член (а теперь я знаю, что он большой) так много раз, что ладони покалывает от фантомных воспоминаний.