— О, да, пожалуйста, — говорю я.
Рядом со мной Солнышко фыркает себе под нос.
Я его игнорирую. А что? Я люблю поесть. Люблю. Я. Это. А вот эта штука выглядит реально неплохо. Стюардесса передает мне серебряный поднос с множеством сыров, орешков, крошечных шариков прошутто и жареных томатов на тостах. Чудесно.
— Ты реально профукал, — говорю я ему, когда мы снова остаемся одни. — Эти штуки очень хороши, — бросаю шарик мяса в рот и сдерживаю стон.
Официально ненавижу первый класс. Как я смогу летать дальше после сегодняшнего дня? Бедные неудачники на галерке.
— Позже ты об этом пожалеешь, — говорит он, не отрывая взгляда от экрана, — когда твой желудок будет полным, а эта оловянная махина начнет прыгать по волнам неизбежной турбулентности.
Он едва сдерживает дрожь.
— Почему-то турбулентность всегда случается во время обеда,— я откусываю кусочек кремового сыра. — Ты когда-нибудь замечал это?
— Не особо.
— Может, они подстраивают время турбулентности под авиарейсы, — я хмурюсь. — Не удивилась бы.
Он издает непонятный звук.
На этот раз скорее похожий на смех.
— Знаешь, расслабься, тебя это не убьет.
Вздыхая, он закрывает ноутбук и прячет его.
— Почему ты думаешь, что я никогда не расслабляюсь? — эти убийственные синие глаза приковывают меня к месту одним своим взглядом.
Боже, реально очень сложно смотреть прямо на него. Мое дыхание замирает где-то в животе, а бедра сжимаются. Нормальная же реакция на сексуальность. Вот и всё.
Но, тем не менее, отстойно, что мой голос звучит вот так:
— Полагаю, что эти морщинки у тебя между бровей не от смеха.
Упомянутые морщинки углубляются, когда он хмурится.
Не могу сдержать улыбку.
— Не волнуйся, несмотря на раздражительность, ты и вправду выглядишь молодо.
Он трясет головой так, будто пытается прочистить мысли.
— В этом потоке словесной рвоты был где-то скрыт комплимент?
— Такому горячему парню, как ты, не нужны комплименты. Сколько тебе, кстати? — давлю я, потому как дразнить его настолько весело, что не могу остановиться.
— Это довольно личная информация. Я же не спрашиваю у тебя, сколько...
— Мне двадцать пять, — довольно отвечаю я.
Его губы кривятся, и я знаю, парень пытается удержать свой крутой фасад на месте. Но в глазах заметны признаки капитуляции.
— Мне двадцать девять.
— Двадцать девять недалеко от девяноста.
— Ты специально пытаешься меня спровоцировать?
— Возможно, это и есть ответ на мой первоначальный вопрос. Ты когда-нибудь расслабляешься, солнышко?
— Что нужно сделать, чтобы ты прекратила меня так называть?
Его голос слишком прекрасен — хриплый, глубокий и приятный. Мне хочется найти в телефоне книгу и попросить парня почитать вслух. Но я отбрасываю эту мысль.
— Тебе нужно назвать своё имя. И я заметила, что ты не ответил на вопрос.
Он сильнее хмурится. Это так мило. Хотя, вероятно, скажи я ему подобное, парень бы зарычал. Хмурое выражение его лица говорит о сомнениях, словно мужчина ведет войну с самим собой.
— Послушай... — я пожимаю плечами, поедая еще один мячик дыни. — Если не хочешь говорить — ладно. Многие до странности параноики.
— Я не параноик.
Сопляк.
— Конечно. Понимаю. Я могла бы оказаться международным хакером популярных навыков, который только и ждет возможности влезть в твои личные дела. И всё, что мне нужно для начала операции, — это твое имя.
— Я ожидал чего-то вроде беженца, — говорит он перед тем, как выпить остатки напитка из стакана и сердито уставиться на него.
— Просто попроси ее принести тебе коктейль, — предлагаю я.
Но вместо этого парень берет одну из бесплатных бутылок с водой, что стоят перед нами в маленьком персональном баре. Резкий поворот крышечки, и вот он уже пьет воду так, будто только что выполз на четвереньках из пустыни. А я вообще не глазею. Ну, совсем чуток. Это горло. Как вообще чье-то горло может казаться сексуальным? Должно быть, он принимает какие-то волшебные таблетки или что-то типа того.
Я сую в рот тост с жареными томатами и энергично жую.
— Габриэль, — вдруг отвечает он, пока я смотрю на него в ответ. Его лицо прямо передо мной, и, хоть парень молчит, он глазеет на меня так же, как и я на него. — Мое имя. Габриэль Скотт.