Я так ярко представил себе всю эту картину умышленной аварии, что удивился тому, что машина не загорается. И только вглядевшись повнимательнее, заметил, что выливается солярка, а она плохо горит. И тут подлетает Брехунец, ныряет в развороченный кузов, вытаскивает шахматный столик, поливает все вокруг бензином, поджигает и скрывается в лесу. Спрятать столик, от силы нужно, ну пять минут. Затем выбегает из леса, ложится где-нибудь рядом с горящей машиной, изображая потерявшего сознание, и дожидается приезда Хвата и Коня. А синяки и ставить ему не надо, Данила и так постарался наверно на славу.
Все – к машине не подступишься. Шахматный столик сгорел. С Брехунца, а тем более с Хвата взятки гладки. Можно побегать около машины, натурально похлопать себя по ляжкам, показать горе, выразить сочувствие.
Ничего не остается, как всем троим, Хвату, Коню и Брехунцу, сесть в машину, в джип Хвата и вернуться назад. Кто об их плане знает? Никто – только они сами – Хват и Брехунец. Им и карты в руки. А Брехунец еще такое расскажет, такое…
Версия мне показалась логичной и стройной. Непонятно только было, почему аварию надо инсценировать на пятьсот двадцать пятом километре. И тут у меня сверкнула гениальная догадка.
А что если Хват оговорил это место с конкретным покупателем, или сообщником спрятавшимся где-нибудь рядом в лесу, и как только Брехунец спрячет столик и начнет изображать из себя раненого героя, столик тут же умыкнут. А там дальше, кто его знает, как дела сложатся. Может быть Конь в доле, и начнет из Брехунца выколачивать признание. Хват и тут в стороне, отвертится. Ничего не знаю. Поклеп, мол, на меня. И сколько бы потом Брехунец не рассказывал, что он в сговоре с Хватом, и поджег Камаз по его подсказке, доказать это он не сможет. Свои собственные машины, не смалят как кур, в оврагах.
– Данила, слышь Данила, – позвал я приятеля, – знаешь почему авария будет именно на пятьсот двадцать пятом километре?
– Почему? – голос у моего приятеля был невеселый.
– Там уже будет ждать сообщник Хвата, и как только Брехун спрячет в лесу раритет, а сам ляжет умирать, шахматный столик сообщник и умыкнет. А Хват ни при чем. Понял?
Данила мысленно был занят своими брюками, поэтому мои рассуждения, горящий Камаз и греющийся рядом Брехунец показались ему далекой материей. Не щадя моего самолюбия он так и завил:
– Со страху чего только не привидится. Ты чего бросил меня и убежал? Как я теперь домой пойду. Бабка спросит меня, куда я ходил? На именины, на гарнитур, или в свинарник, на пьянку, ты только на сорочку посмотри?
Без слез нельзя было глядеть ни на Данилины брюки, ни на сорочку, в уголочке только чинно стояли целые ботинки.
Я бы поделился своим гардеробом с приятелем, мне не жалко, но он давно вырос из моего размера. И чего он такой толстый? А еще жалуется на жизнь.
– Ладно, чего-нибудь придумаем, – постарался я его успокоить, – Ты главное лежи подольше, сделай вид, что спишь, дед проснется, выйдет во двор, я у него какие-нибудь штаны свистну, они тебе должны подойти. Хочешь галифе?
– Угу! С портянками!
Мой дружок даже в такой критической ситуации не терял чувства юмора. Правильно, не умирать же теперь из-за каких-то тряпок. Мне показалось, что лицо у него посветлело. Неужели он нашел какой-то выход или согласен на галифе? Но дед ведь в них ходит зимой на рыбалку, они у него на вате.
В это время скрипнула дверь и на пороге нашей комнаты появилась бабушка.
– Вы уже проснулись?
Не будешь же нарочно закрывать глаза.
– Ага!
– Давно! – подтвердил Данила и развернул свои брюки и сорочку. – Видите, что с ними случилось, не знаю, как теперь и домой идти!
– Господи, Данила! Да где? Да как? – запричитала бабушка осматривая его порванные брюки и замызганную рубашку. Она на всякий случай посмотрела и на мою майку. Но там могли остаться следы только от прыгающих блох. Как собирается выкручиваться Данила, я никак не мог понять, а он гнул свою линию.
– Вот ночью и случилось.
– Да что случилось? – перебила его бабушка, – я два раза вставала, дед меня расстроил, все потек на ножке шахматного столика искала, вы оба спали.
Данила состроил скорбную мину и начал рассказывать:
– У меня это давно обнаружилось, по наследству передается, генная память научно называется. Если ночь лунная или наоборот ничего не видно, а окошко открыто, я обязательно вылезу из дома и стараюсь на крышу взобраться. Я этот, как его, ну ты Макс помнишь, еще говорил?
– Что я говорил, что ты дебил?!
– Сам ты дебил!
– Я этот, как его…
– Ты лунатик! – бабушка остолбенела от своего открытия.
– Во, во! – подтвердил мой приятель. – Натуральный, без примеси. В деревне еще ничего, вот сегодня ночью к вам на крышу забрался и сорвался, а что со мною в городе будет, там сейчас такие небоскребы строят, упаду ведь, не только штаны порву и сорочку испачкаю, а насмерть разобьюсь. Хорошо удачно приземлился, опыт есть, а так представьте себе, с утра бы гроб из дома выносили, ногами вперед, а тут только одни штаны починить, да сорочку постирать и погладить.
Данила так самозабвенно, с такой правдоподобной миной на лице врал про свои невероятные способности, что не поверить ему было просто невозможно. Чтобы он еще наплел, никто не знает, но бабушка и так ему поверила. Она постаралась его успокоить:
– Да кто же знал, что тебе при открытом окне спать нельзя. А за брюки не беспокойся, они у тебя по шву лопнули, я их вмиг залатаю, и сорочку выстираю и выглажу, вы и обернуться не успеете.
– Куда? – в два голоса спросили мы.
– Ну, как же детки, вы разве забыли, вчера потек на шахматном столике дед обнаружил, снесете его обратно на склад и там обменяете, я вам документы на него дам. Выполните?
Она еще спрашивала. Да мы этот ее столик готовы были оттащить, куда хочешь, не то, что на склад, хоть на луну, лишь бы она привела в порядок одежду Данилы.
– Позавтракаем и пойдем, – смилостивился мой приятель. – Там, может быть, у деда старое галифе найдется?
Бабушка отчаянно замахала на него руками.
– У него есть брюки, не раз не надеванные, я их тебе сейчас принесу. Не волнуйся Данила, тебе вредно волноваться. Если хочешь, я и сорочку новую достану, куда старому ее одевать?
– Сорочку не надо, и брюк достаточно.
Мы оба уже раскатали губы, думая, что наша ночная вылазка сойдет нам с рук, когда с улицы раздался звонок. Бабушка пошла открывать калитку, а к нам в комнату вошел дед, неся в руках защитного цвета широченные галифе.
– Кто тут без штанов остался?
У нас у обоих вытянулись лица.
– Бабушка новые брюки обещала, – храбро заявил я деду. Но он, не обращая на мою реплику никакого внимания, нагнулся и поднял с пола мои кроссовки и ботинки Данилы. И те, и другие были мокрые от утренней росы. Хорошо хоть грязи на них не было.
– По крышам значит гуляли! По висячим садам Семирамиды!
– Угу! – гукнули мы два голоса.
Дед выглянул в окно.
– А вон, по-моему, и хозяин висячего сада идет, пойду его встречать.
Я забрался обратно под одеяло, а Данила моментально прильнул к окну.
– Хват в гости идет, – испуганно объявил он и забегал по комнате. Так как спрятаться было негде, он тоже юркнул под одеяло, но предварительно перепрятал пакет с яблоками из-под кровати в гардероб. – Жаловаться наверно.
Я был совершенно спокоен. Хват-Барыга меня не должен был видеть на стене, я, по-моему, спрыгнул с нее намного раньше, чем они с Брехунцом выскочили на крыльцо. Данила влип, Данила пусть и выкручивается, у него это здорово получается. Хотя, с другой стороны, чего выкручиваться? Большое дело, пару яблок сорвали, что мы у него последний мешок картошки выкопали, что ли? Пока бабушка и дед встречали незваного гостя, Данила чуть-чуть приоткрыл дверь в гостиную, чтобы лучше слышать разговор.