Однако, хотя мир становился, с одной стороны, большим по населению и меньшим по географическим меркам, так сказать, более глобальным, и планету все теснее оплетали связи в виде потоков товаров, людей, капиталов, информации, продуктов материального производства и идей, то с другой стороны Земля становилась все более разделенной. Появились богатые и бедные регионы, развитые и отсталые экономики и общества, сильные и слабые политические и военные блоки государств, и так было уже в 1760-е годы и в последующие исторические времена. Главная линия раздела прошла между великим мировым поясом или зоной цивилизаций, служившей всегда родиной классовых обществ и более или менее долговечных государств и городов, управлявшихся образованным меньшинством (и оставивших после себя, к счастью для историков, содержательную письменную документацию), и между зонами Севера и Юга, ставших объектами внимания этнографов и антропологов в конце девятнадцатого — начале двадцатого века. Только внутри этого великого пояса, охватившего основную часть человечества и протянувшегося от Японии до западных берегов Атлантического океана и далее включающего земли, завоеванные европейцами в Америке, — только в этой зоне явления неравенства, хотя и достаточно значительные, не казались непреодолимыми.
Если говорить о показателях материального производства и благосостояния и, конечно, о культуре, то до начала эры индустриализации различия между основными регионами цивилизованной зоны были, по современным меркам, совсем небольшими, где-то в пределах 1,0–1,8. Новейшие исследования показывают, что такой показатель, как «удельный национальный продукт» («УНП»), т. е. «валовой национальный продукт в расчете на душу населения» был в период 1750—1800-х годов в странах, называемых в наше время «развитыми», примерно таким же по своей величине, как и в странах, известных в наше время под названием «стран третьего мира»; впрочем, возможно, так получается из-за огромных размеров и значения Китайской империи (включавшей около трети населения всего мира), в которой средний уровень жизни в те времена мог, действительно, превосходить европейский{5}.
Показатель «УНП» является чисто статистической величиной и получается путем деления ВНП на количество жителей страны. Хотя эта величина очень удобна для общего сравнения экономического роста разных стран в разное время, она ничего не говорит о фактических доходах и фактическом уровне жизни населения; впрочем, чисто теоретически, в стране, имеющей более высокий УНП, существует больше возможностей что-либо распределять, чем в странах с низким УНП.
В самом деле, в XVIII веке европейцы смотрели на Поднебесную империю как на очень странное место, но ни один образованный наблюдатель не сказал бы, что ее экономика и культура являются в каком-то смысле неполноценными по сравнению с европейскими, и, конечно, не назвал бы Китай «отсталой страной».
Однако в XIX веке разрыв между западными странами и остальным миром увеличился благодаря промышленной революции, преобразившей мир, и затем продолжал расти, сначала медленно, потом — все быстрее. К 1880 г. (согласно тем же исследованиям) «средний доход на душу населения» в «развитых» странах мира был почти вдвое выше, чем в странах «третьего мира»; к 1913 г. он был выше уже более чем в 3 раза, и разрыв все возрастал. К 1950 г. соотношение было уже 1:5 (т. е. процесс приобрел драматический характер), а к 1970 г. — 1:7. Более того, разрыв между «третьим миром» и действительно развитыми промышленными странами образовался раньше и рос еще быстрее. Здесь УНП был в 1830 г. вдвое выше, чем в «третьем мире», а в 1913 г. — в 7 раз выше!{6}
Главной причиной такого разрыва было развитие техники, которое форсировалось не только экономическими, но и политическими требованиями. Через 100 лет после Французской революции становилось все более очевидным, что бедные и отсталые страны можно легко победить и завоевать (если они не были слишком крупными), в силу отсталости их вооружения. Такая ситуация явилась достаточно новой. Во время вторжения Наполеона в Египет в 1798 году его армия сражалась против армии мамелюков, располагая примерно одинаковым с ними оружием. Колониальные завоевания, осуществленные европейцами к тому времени, были сделаны не с помощью «чудесного оружия», а благодаря большей агрессивности, беспощадности и, главное, благодаря лучшей дисциплине и организованности. Однако промышленная революция, которая с середины XIX века стала определять развитие военной техники (см. «Век Капитала», гл. 4), еще больше изменила баланс сил в пользу «передовых» стран, благодаря изобретению сильных взрывчатых веществ, пулеметов и парового транспорта (см. гл. 13). По этим причинам период между 1880 и 1930 годом можно назвать «золотым», а точнее, «железным» веком «дипломатии канонерок».