Прогресс действительно существовал и был наиболее очевиден и неоспорим в технике и в непосредственно связанных с ней областях: в материальном производстве и в осуществлении коммуникаций. Машины того времени приводились в движение паром и были сделаны из железа и стали. Уголь стал, безусловно, важнейшим источником энергии в промышленности; 95 % ее получали именно из угля (без учета данных по России). Реки Европы и Северной Америки, по берегам которых прежде располагалось так много текстильных фабрик, и сами названия которых напоминали о былой роли гидравлической энергии, вдруг потеряли свою важность, оставшись лишь украшением сельских пейзажей. В то же время новые источники энергии — нефть и электричество — еще не приобрели большого значения, хотя к 1880-м годам уже становилось возможным крупное производство электроэнергии и двигателей внутреннего сгорания. Даже в США было в 1890 г. не более 3 млн электрических ламп, а самая развитая промышленная держава Европы, Германия, потребляла в начале 1880 годов менее 400 тысяч тонн нефти в год{15}.
Современная техника наступала неотвратимо, триумфально и подавляла воображение своим видом. Машины, не слишком мощные по современным меркам (в Британии они имели в 1880-е годы среднюю мощность менее 20 л. с.), были обычно очень крупными, целиком сделанными из чугуна (в этом можно убедиться, побывав в музеях техники){16}. А самыми крупными и мощными машинами XIX века, видимыми и слышимыми всем, стали железнодорожные локомотивы, увлекавшие за собой, в клубах дыма, длинные составы грузовых и пассажирских вагонов. Их насчитывалось уже около 100 тысяч штук; они имели мощность по 200–450 л. с. и перевозили около 3 млн вагонов. Всего за 100 лет до этого, когда Моцарт писал свою музыку, никто и не мечтал о таких вещах (разве что о путешествиях по воздуху), а теперь они стали самым впечатляющим символом времени. Обширные сети сверкающих рельсовых путей, проходящих по насыпям, через мосты, виадуки и тоннели по 10 миль длиной, пронзившие альпийские хребты, стали примером самых массовых общественных строительных работ, когда-либо предпринятых человечеством. Их строительство обеспечило работой больше людей, чем любой другой промышленный проект. Они прошли сквозь центры больших городов, где их триумфальный приход был увенчан постройкой столь же гигантских вокзалов; они проникли и в самые отдаленные уголки сельской местности, еще не тронутые цивилизацией XIX века. В 1862 г. по железным дорогам было перевезено почти 2 биллиона пассажиров, в основном в Европе (72 %) и в Америке (20 %){17}. В развитых странах Запада в то время, наверное, каждый мужчина и почти каждая женщина хоть раз в жизни имели дело с железной дорогой. Столь же всеобщую известность получил, пожалуй, лишь еще один продукт развития современной техники — сеть телеграфных линий, с их бесконечными рядами деревянных опор, превосходившая по общей длине сеть железных дорог в 3–4 раза.
Паровые суда были более мощными, чем локомотивы, но не столь многочисленными (22 000 единиц в 1882 г.) и не столь заметными, а главное — не столь типичными для своего времени. В 1880-е годы, даже в индустриальной Британии, они имели меньший общий тоннаж, чем парусные суда. Что касается мирового судоходства в целом, то в 1880-е годы паровые суда перевозили лишь 25 % всех грузов, а 75 % приходилось на долю парусных судов, хотя уже в том же десятилетии положение резко изменилось в пользу пара. В водном транспорте всегда были сильны традиции, особенно во всем, что связано с постройкой, погрузкой и разгрузкой судов, несмотря на переход от дерева к стали и от паруса к пару.
Какое же значение придавали наблюдатели второй половины 1870-х годов революционным достижениям техники, назревавшим или уже появившимся в то время, т. е. всем этим турбинам и двигателям внутреннего сгорания, телефону, граммофону, электрическим лампам (все эти изобретения относятся как раз к тому времени), а также автомобилю, изготовленному в 1880-е годы Даймлером и Бенцем, не говоря уже о кинематографе, аэронавтике и радиосвязи, созданных и примененных уже в 1890-е годы? Ожидалось и предсказывалось, почти с полной уверенностью, достижение важных результатов в области электричества, фотографии и химического синтеза, т. е. по уже знакомым направлениям развития техники; не казались неожиданными успехи в решении такой важной и насущной проблемы, как создание самоходной дорожной машины. Зато никто не ожидал открытия радиоволн и радиоактивности. Обозреватели строили догадки о будущих воздушных полетах (этим люди занимались во все времена!) и вообще были полны надежд, подчиняясь общему оптимизму века по отношению к технике. Люди определенно жаждали новых изобретений, а если они появлялись неожиданно — тем лучше! Томас Альва Эдисон, создавший в 1676 году в городе Мэнлоу (штат Нью-Джерси, США) первую частную промышленно-исследовательскую лабораторию, стал национальным героем Америки, когда представил публике в 1877 году свой первый фонограф. Однако никто, конечно, не предвидел подлинного характера и масштаба преобразований, которые принесли с собой эти изобретения, попавшие в общество потребителей, поскольку их применение оставалось довольно скромным (кроме США) до первой мировой войны.