Помимо потребностей новых технологий, рост массового потребления в метрополиях создал быстро расширявшийся рынок пищевых продуктов. Больше всего требовалось основных продуктов питания, потреблявшихся в странах умеренного климата, таких как мясо и зерно, поставлявшихся по невысоким ценам и в массовых количествах из Северной и Южной Америки, из Австралии, Азии и из России. Кроме того, сформировался рынок товаров, известных с давнего времени под характерным названием «колониальных», продававшихся в бакалейных магазинах: это были сахар, чай, кофе, какао и продукты их переработки. Благодаря ускорению работы транспорта и применению новых методов консервации стали возможными поставки субтропических фруктов, обеспечившие существование «банановых республик».
Жители Британии, потреблявшие в 1840-х годах 1,50 фунта чая на душу населения, а в 1860-х годах — соответственно 3,26 фунта, стали потреблять 5,70 фунта в 1890-х годах, что означало необходимость ввозить в среднем 224 млн фунтов чая в год (98 млн фунтов — в 1860-е годы; примерно 40 млн фунтов — в 1840-е годы). Если англичане потребляли мало кофе и пили, главным образом, чай, поставлявшийся из Индии и с Цейлона (Шри-Ланка), то американцы и немцы ввозили кофе в громадных количествах, прежде всего — из Латинской Америки. В начале 1900-х годов в Нью-Йорке одна семья потребляла в среднем 1 фунт кофе в неделю. Производители лимонада и шоколада в Британии получали сырье из Западной Африки и Южной Америки. Сообразительный бизнесмен из Бостона, основавший «Юнайтед фрут компани» в 1885 году, создал в странах Карибского моря настоящие частные «империи», снабжавшие Америку ранее неизвестными бананами. Производители мыла, первыми широко использовавшие возможности новой рекламной индустрии, получали растительное масло из Африки. Плантации, поместья и фермы стали второй главной опорой империалистической экономики. Третьей опорой были торговцы и финансисты метрополий.
Это развитие не изменило характера промышленных стран, хотя они и создали новые отрасли большого бизнеса, процветание которых оказалось связанным с определенными районами земного шара, например, с месторождениями нефти, которые эксплуатировали нефтяные компании. Зато изменился остальной мир, превратившийся в ряд колониальных и полуколониальных территорий, специализировавшихся на производстве одного-двух профилирующих продуктов, экспортируемых на мировой рынок, от капризов которого эти страны стали полностью зависеть. Теперь слово «Малайя» стало обозначать каучук и олово; «Бразилия» — кофе; «Чили» — селитру; «Уругвай» — мясо; «Куба» — сахар и сигары. Даже колонии, имевшие белое население, не сумели (кроме США) завершить индустриализацию в этот период, потому что они тоже попали в тиски специализации. Некоторые из них добивались замечательного процветания (даже по европейским меркам), особенно если их населяли свободные, радикально настроенные эмигранты из Европы, хорошо представленные в парламенте и составлявшие мощную силу, выступавшую под знаменем демократии (которая, впрочем, оставалась глухой к интересам коренного населения). (Фактически демократия белых обычно лишала коренное население всех своих достижений и даже отказывалась считать их полноценными людьми.) Европейцу, пожелавшему в то время эмигрировать, лучше всего было поехать в Австралию, Новую Зеландию, Аргентину или Уругвай, но не в другие страны и даже не в США. Во всех перечисленных странах существовали развитые лейбористские и радикально-демократические партии и даже правительства, а также системы социального обеспечения и страхования, имевшие далеко идущие планы (как в Новой Зеландии и в Уругвае) — и все это задолго до появления таких новшеств в европейских государствах. Однако эти достижения существовали благодаря европейской (главным образом, британской) промышленной экономике, которая не позволяла этим странам осуществить собственную индустриализацию (или, по крайней мере, не допускала нарушений специализации, обеспечивавшей экспорт профилирующих товаров). Метрополии отнюдь не приветствовали индустриализацию других стран. Что бы ни говорила официальная пропаганда, но функция колоний и зависимых стран состояла в том, чтобы дополнять экономику метрополий, а не конкурировать с ней.