Вынув обойму, он вставил туда оба патрона, засунул обойму обратно и взвел затвор. За окном послышалась сирена проезжавшей милицейской машины.
Максим попробовал засунуть пистолет сзади за пояс, но тот провалился и застрял в штанине. Пришлось повозиться, прежде чем удалось его достать. Самое лучшее, что можно было придумать, это положить пистолет в портфель. Сочинение так и осталось ненаписанным.
Весь первый урок Максим сидел бледный, как простыня, - его колотил озноб. Ему опять повезло - к доске не вызывали - тем более, что уши не воспринимали никаких звуков, кроме далеких и частых ударов сердца. Дрожавшие руки не слушались своего хозяина.
Он смотрел на доску, но видел только бездонную черную пустоту, бесконечную, пугающую и жестокую. Прозвеневший звонок заставил Максима выпрямиться, как пружину, и повалить стул. Он расстегнул портфель и, взяв его под мышку, дернулся к выходу, пытаясь оторвать от пола окаменевшие ноги. Сзади раздался смех и чей-то голос ехидно поинтересовался:
- Эй, суслик сопливый, еще четыре урока, или ты соскучился по Мирону?
Ничего не ответив, он выскочил из класса и побежал в туалет. Было слышно, как в бачке одного из унитазов тоскливо журчит вода. Пока никто не вошел, Максим вытащил пистолет и встал спиной к стене, держа оружие сзади. Откуда-то издалека в туалет ворвался вой множества голосов и топот ног, заглушивший унитазные переливы - влетел вспотевший и вечно улыбающийся Миронов, подпираемый улюлюкающими любопытными. Он остановился в дверях и поймав взгляд Максима, мгновенно перестал улыбаться. Пистолет был очень тяжел и норовил выскользнуть из рук. Это обстоятельство заставило глаза наполниться слезами, но Максим поднатужился, поднял свое оружие и прицелился Миронову в лоб. Тот, увидев направленный на него ствол, замер с широко открытым ртом, зрачки расширились до самых белков и что-то потекло из штанины на ботинок. Максим нажал на курок, но выстрела не последовало у наградного пистолета был сточен боек. Максим от ужаса завыл и собрав последние силы, бросил пистолет обеими руками в голову своему врагу. Тот успел инстинктивно подставить ладонь, прикрыв лицо. Пистолет с грохотом шлепнулся на пол, расколов кафельную плитку. Звериный крик "Фашист, ты фашист, сучий!!!" перешел в рычание - Максим схватил Миронова за руку и впился в нее зубами, где-то совсем совсем далеко ощутив солоноватый привкус крови и полное безразличие к боли от вывороченного молочного зуба...
Часть вторая: НУ РАССКАЖИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ...
"С жизнью человеческой то же, что с игрою в кости: если не выпадет та, какую мы желали, то надо использовать ту, которая выпала."
Теренций
1.
В дешевых романах всегда пишут: "все произошедшее казалось кошмарным сном". Для Ирины, сидящей сей час в прокуренном кабинете следователя, кошмар отнюдь не кончился, а продолжался, и конца ему не было. Давали себя знать половина пузырька валерьянки и два стакана настоя грузинского чая, проглоченные утром. В данный момент она уже в третий раз пыталась рассказать, как все произошло, но, доходя до того момента, когда она ударилась затылком о замерзшую прошлогоднюю листву, ее опять выворачивало наизнанку. За последние два часа ее рвало уже раз шесть, при чем последние два раза прямо в кабинете следователя Фролова.
Александр Александрович Фролов смотрел на нее безучастно-заинтересованным взглядом профессионала, всем своим видом показывая, что в настоящий момент он занят только одной проблемой - чтобы Ирина закончила наконец писать свое заявление.
- Ну не волнуйтесь вы так, Ирина Сергеевна. Вы поймите, что ваш случай мы безнаказанным не оставим, тем более это уже не первый подобный в нашем районе. Вот, вы говорили, что у нападавшего был характерный шрам на подбородке... - Фролов задумчиво посмотрел на нее и потер собственный небритый подбородок. - Я понимаю, что темновато было, но попытайтесь вспомнить подробнее. Я сей час принесу вам несколько фотографий, а вы внимательно посмотрите на них - может узнаете кого.
Следователь с трудом отвалился от стола, встал, разминая руки, и вышел из кабинета, шумно закрыв за собой дверь. Вдруг дверь опять открылась, и с порога Фролов, смотря на свой стол, тихо проговорил:
- Ирина, хоть и не к месту, я понимаю, но... с праздником вас... прошедшим.
Дверь опять закрылась, но уже осторожно.
Используя появившуюся паузу, Ирина попыталась хоть чуть-чуть расслабиться и закрыла глаза. Внезапно из-за двери послышался шум какой-то возни. Хриплый женский голос с надрывом проскулил: "Сучье ментовское отродье! Вы меня еще вспомните, хуйлоны серые!" Крик прервался звуком лязгнувшего тяжелого засова. Стало опять тихо.
Ирина подняла голову и заметила висящий на стене портрет какого-то человека в форме. Его глаза с недоверием разглядывали Ирину Сергеевну Панину. Ей стало очень плохо, и она потеряла сознание, так и не дождавшись обещанных фотографий...
...Поздним вечером, восьмого марта Ирина Панина возвращалась домой от подруги, где в теплой душевной компании они весело справили девичник, посвященный Международному женскому дню. Три студентки мединститута решили не приглашать парней, посвятить этот день только самим себе. Просто так им захотелось, и вечер действительно удался. Сей час она шла по тропинке, вдоль железнодорожного полотна и напевала какой-то мотив чик из Пугачевой. В пакете Ирина несла туфли с высокими каблуками - мамин подарок к совершеннолетию, флакон духов фабрики "Дзинтарс" и импортные черные колготки, презентованные Ленкой с каким-то заговорщицким видом. Наверное, она имела ввиду предстоящую поездку в Москву. Уже только представив это, Ирина улыбнулась. Она по чему-то вспомнила, какой эффект неделю назад произвела ее новая короткая стрижка на Серегу Степанова. Это было на день ее двадцатилетия, месяц назад. А тут еще и черные колготки!