— Нет, правда, — ответил Виктор, стоявший позади девушки, любуясь нежной линией ее шеи, женственным изгибом спины, узкой талией. — Я люблю тебя уже многие годы.
Она обернулась:
— Это было всего лишь увлечение. Наверное, мне надо рассердиться на тебя за то, что ты пытаешься вскружить мне голову. К тому же я практически обручена с Биллом Уортоном.
— Он безмозглый болван, и тебе это известно.
Она рассмеялась:
— Не очень-то лестно ты отзываешься о моем будущем муже!
Он взял обе ее руки в свои:
— Послушай, Люсиль, он тебе не подходит…
— А ты подходишь? — прервала девушка.
Виктор уловил вызов в ее голосе.
— Да, — убежденно ответил он, — я подхожу.
Он обнял Люсиль и поцеловал. Она не сопротивлялась. Ей нравилось ощущение силы, исходившее от его мускулистого тела.
— Я прошу твоей руки, — продолжал он. — Господи, как я люблю тебя, Люсиль… Выходи за меня, а не за Билла… Скажи, что станешь моей женой…
Оттолкнув его, она воскликнула:
— Ты просишь моей руки?!
Предложение вырвалось у Виктора случайно, но он не собирался брать его обратно.
— Да, я прошу тебя стать моей женой!
— Подожди минутку, дай перевести дух! Ты это серьезно? — Девушка подошла к покрашенной в белый цвет железной скамье под пальмами и села.
— Никогда в жизни я не был так серьезен, как сейчас.
— Но ты не успел даже потанцевать со мной и вдруг делаешь предложение! Это невероятно! Кроме того, я не могу выйти за тебя: дядя Огастес наверняка будет категорически против.
— Ну и пусть!
— Но если твое предложение серьезно, как я могу быть уверенной, что ты не увиваешься за моими деньгами?
— Твоими деньгами? — недоверчиво спросил Виктор.
— Мой отец богатый человек. Что же касается тебя, то, хотя мне и не известно содержание завещания дяди Огастеса, я сомневаюсь, что он сделает тебя своим наследником. Поэтому брак со мной был бы для тебя выгоден, не правда ли?
Она понимала, что причиняет ему боль, но ей нравилось это делать.
— Хочешь знать, что я думаю, Люсиль? — ответил Виктор тихо. — Влюбившись в тебя, я сделал самую большую глупость в жизни.
С этими словами он, оставив изумленную Люсиль, вышел из оранжереи. Девушка вскочила и, бросившись за Виктором, остановила его в вестибюле:
— Подожди минуточку, Виктор… Я не хотела тебя обидеть! Просто… Ты никогда меня никуда не приглашал… То есть мы не встречались, и вдруг ты делаешь мне предложение… Это смутило меня…
— Но куда бы я мог тебя пригласить, если, как тебе известно, твои излюбленные места мне не по карману?
— Глупости, ты мог бы повести меня в какой-нибудь недорогой ресторан… Я буду дома еще две недели…
У Виктора отлегло от сердца.
— Как насчет завтрашнего вечера?
— Пожалуй… — Люсиль на мгновение задумалась. На следующий день вечером она должна была идти в оперу с Биллом и его родными, но неожиданно Виктор показался намного интереснее и оперы, и самого Билла. — Хорошо, но только вдвоем. Придется солгать родителям, чтобы они не послали кого-нибудь меня сопровождать, это было бы так скучно! Недалеко от Греймерси-парк недавно открылся один ресторанчик… кажется, он называется «Чез Пол», в нем, должно быть, кормят хорошо и недорого… Давай встретимся там завтра, скажем, в восемь вечера?
Злость Виктора прошла, уступив место волнению.
— Я приду.
— И еще, Виктор, ты замечательно целуешься!
Взяв Люсиль за руку, Виктор повел ее обратно в оранжерею и снова поцеловал.
— Это могло бы стать восхитительной привычкой, — прошептала девушка.
Вдруг позади них кто-то засвистел и захлопал. Виктор выпустил из объятий Люсиль и обернулся: Родни и Артур аплодировали, стоя в дверях оранжереи.
— Продолжай, Виктор! — воскликнул Родни. — Я всегда хотел увидеть, как итальянцы занимаются любовью!
— Родни, — перебила Люсиль брата, — чтоб ты утонул в Гудзоне!
— Но у вас здорово получается! Погодите, вот узнает Билл Уортон… А почему у тебя нет мандолины, Виктор, чтобы спеть Люсиль серенаду? Разве не так поступают в Венеции? Правда, тебе не хватает гондолы…
Первым побуждением Виктора было удавить юнца, но вместо этого он сказал:
— Ты совершенно прав, Родни, жаль, что у меня нет мандолины. Поэтому… Смотри, как поступают влюбленные итальянцы.
Виктор опустился одним коленом на белый мраморный пол, простер к Люсиль руки и запел по-итальянски своим резким баритоном: