После смерти Филлипо ко мне не приковали новую «жену» — так мы называем своих товарищей по несчастью вне зависимости от того, занимаемся с ними сексом или нет (между прочим, это необычайно приятно — не таскать за собой тяжеленный и горячий железный «браслет». Впервые за многие годы я имею возможность двигаться нормально, а не как калека). Сегодня я обменял свой обед на тетрадку и карандаш у Кривелли, бывшего «медвежатника» из Неаполя. Он использовал их, чтобы рисовать похабные картинки, а я буду писать дневник.
С этого же дня возьмусь за подготовку побега. Сан-Стефано считается надежнейшей тюрьмой, но должен же быть какой-то способ бежать! Памятью Филлипо Пьери клянусь найти этот способ.
14 августа 1892 года. Я стал «образцовым заключенным». Сегодня утром меня вызвали к новому коменданту, капитану Гаэтано Дорини, который заменил «Печальную даму» Замбелли три месяца назад. Хотя все заключенные радовались избавлению от Замбелли — настоящего садиста, извращенца, получавшего наслаждение от страданий других, нас удивила его замена. Жизнь на Сан-Стефано неизбежно делает человека жестким и циничным, никто не ждал доброго папу, мы и не получили такого. Но Дорини оказался в некоторых отношениях лучше Замбелли. При нем пища стала чуть свежее и разнообразнее, чем раньше. Он увеличил перерыв на обед в каменоломне до сорока пяти минут — дополнительные пятнадцать минут для нас прямо благословение Божье. Но самое главное, он разрешил нам подольше гулять во дворе по воскресеньям. Двор, большая территория, окруженная семиметровой стеной, — единственное место, где мы можем ходить свободно. Там нет ни деревца, ни даже травинки, но по крайней мере мы имеем возможность выйти из камер на свежий воздух. При Замбелли нам разрешалось гулять только два часа после воскресного обеда. Дорини же позволил нам проводить во дворе все время после полудня. Одним этим он заработал наше уважение, на которое мы не очень-то щедры. Тюрьма — не курорт, мы — отбросы общества. Нам дано так немного, что когда мы получаем еще самую малость, то эта малость кажется чем-то огромным.
Дорини — коротенький уродец с бородавчатым лицом, мы прозвали его «Жабой». К заключенным он относится далеко не дружественно, но в нем, должно быть, все же сохранилось что-то доброе. Во всяком случае, он как-то вызвал меня и сказал, что изучил мое тюремное дело (что там изучать? что может произойти в жизни узника, который двенадцать лет долбит скалу?) и решил сделать меня «образцовым заключенным». Это значит очень многое, потому что только около сорока заключенных из семисот двенадцати попали в этот привилегированный разряд, и решение Дорини таким образом стало своеобразным выражением признания моей безукоризненной репутации. «Я забираю тебя из каменоломни, — сказал комендант, — пойдешь работать на кухню. Жить будешь в камере Б в крыле для «образцовых». Но помни: одна промашка — и ты вернешься в каменоломню».
Я пробормотал: «Спасибо, господин комендант», хотя и не люблю произносить эти слова — с какой стати кого-то благодарить в этой дыре? — и меня повели в мое новое жилище к новому сокамернику. Крыло для «образцовых» — королевские покои Сан-Стефано. Это двадцать камер, расположенных в ряд на первом этаже в северном крыле тюрьмы. Они меньше сорок третьей, в которой я жил раньше, но в них живут только по дворе, есть койки и, самое ценное, окна! После двенадцати лет жизни с дырой в потолке у меня появилось, наконец, окно, правда, зарешеченное, но теперь можно смотреть на море, вдыхать морской воздух… Неописуемая роскошь!
Мой новый сокамерник, к которому меня не приковали (это еще одна завидная привилегия, даваемая моим новым положением), — одна из знаменитостей Сан-Стефано Луиджи Ганджи, миланский убийца женщин. Это тихий маленький человечек лет сорока пяти, который — пока, по крайней мере — относится ко мне с симпатией. Сейчас, когда я пишу эти строки, он сидит на своей койке напротив и вяжет свитер. (Тот факт, что многократному убийце позволено держать такое страшное оружие, каким могут стать вязальные спицы, говорит о большом доверии охраны. Впрочем, он весь день имеет дело с ножами. Одна из многочисленных нелепостей, обычных для этого сумасшедшего дома, заключается в том, что убийца работает тюремным дантистом!) Этот лысоватый человечек с невыразительными серыми глазами убил семь женщин, прежде чем полиция сумела его поймать. А выглядит так добродушно, словно и мухи не обидит. По этому поводу можно сказать только одно: интересные личности встречаются в тюрьме.