— Почему мама вдруг собралась ехать в Англию?
— О, она и мистер Уинстед хотят купить мебель для нашего нового дома. Папа, а разве нельзя купить мебель в Нью-Йорке?
— Большинство людей именно так и поступают, — ответил Виктор уже без улыбки. Он вошел в небольшую скромную гостиную и посмотрел на мебель, стоявшую там. Она была простая и уютная, от родителей. Виктор знал, что она терпеть не может этой мебели, и решил, что поездка за границу выльется в безудержную погоню за антиквариатом.
Он поднялся наверх и заглянул в детскую ванную комнату. Дрю купала не Люсиль, а миссис Моффит.
— Где миссис Декстер? — спросил Виктор.
Миссис Моффит, пышнотелая ирландка, ответила:
— О, она заходила сюда поиграть с Дрю. Но маленький проказник ее обрызгал.
Виктор поцеловал мокрую головку сына и направился в свою спальню, но Люсиль причесывалась, сидя у туалетного столика. Он подошел ее поцеловать.
— Добрый вечер, дорогой, — сказала она. — Я вся вымокла, пытаясь выкупать Дрю, — он меня обрызгал.
— Зачем ты взялась его купать? Ты ведь никогда не делала этого раньше.
— Знаешь, я решила, что мне следует больше внимания уделять детям, особенно Дрю, которого мы не сможем взять с собой в Англию на Рождество.
— Да, я слышал о поездке в Англию. Ты могла бы сама рассказать мне о ней.
— Все решилось окончательно только сегодня днем, Арчи сообщил, наконец, что сможет с нами поехать, и я заказала каюту-люкс на «Кронпринцесса Цецилия». Я решила оставить Дрю на миссис Моффит, а Лорну и Барбару взять с собой: они с удовольствием проведут Рождество в Лондоне. Это будет так по-диккенсовски.
— А как же я? Я не могу в этом году ехать в Европу — слишком много дел в банке.
— Но ты наверняка сможешь взять отпуск на месяц. Или недели на три.
— Нет, не могу. В следующем году, когда мое положение станет прочнее, другое дело, но никак не в первый год на посту президента.
Люсиль посмотрела на него.
— Что ж, — сказала она наконец, — мне ужасно жаль, дорогой, но, похоже, тебе придется провести Рождество в одиночестве.
Ее холодный, эгоистичный тон разбил Виктору сердце.
— Люсиль, что происходит с тобой, с нами обоими? Мы всегда все делали вместе, но теперь тебя интересует только этот проклятый дом. Ты меня разлюбила?
— Разумеется, нет, не говори глупостей! — Она поднялась. — Но Арчи говорит, что за лучшей антикварной мебелью надо ехать в Лондон и Париж…
— К черту эту мебель! — Виктор обнял и горячо поцеловал жену, мгновение спустя прошептал: — Поедешь в Европу потом. Я так хочу, чтобы в Рождество ты была рядом.
Он нежно провел пальцами по ее рыжим с золотистым оттенком волосам. Как обычно, его ласки подействовали на нее возбуждающе.
— Я тоже хочу быть с тобой… — произнесла она нерешительно.
— Знаешь, мне предложили шестьдесят тысяч долларов за дом на Медисон-авеню. Я не собирался его продавать, потому что со временем он мог стать неплохим вложением капитала, но теперь, пожалуй, продам, чтобы на эти деньги ты смогла обставить наше новое жилище. В конце концов, я тоже хочу внести свою лепту.
— Ты очень щедр, дорогой.
— Это только первый шаг, к тому же не такой уж и значительный. Останься дома на Рождество, чтобы мы могли вместе провести праздники, чтобы Лорна и Барбара помогли мне нарядить елку… — Улыбка у Виктора получилась довольно грустной. — Назови меня сентиментальным, если хочешь, но мое самое большое желание — быть с тобой.
Люсиль взглянула на своего красавца мужа. Она знала, что он все еще любил ее, и ей нравилось чувствовать свою власть над ним. Люсиль понимала, что его просьба вполне разумна, а сердце подсказывало, что надо уступить, но искушение лишний раз продемонстрировать свою власть над мужем, задеть его самолюбие было слишком велико. Поэтому Люсиль улыбнулась и сказала:
— Как это мило с твоей стороны, Виктор, я с радостью возьму шестьдесят тысяч долларов, потому что расходы оказались выше, чем я предполагала. Но к поездке уже все готово, я вынудила Арчи поменять все его планы и не могу сказать ему, что мы не поедем.
Глаза Виктора стали холодными.
— Я прошу тебя остаться, — произнес он негромко.
— Говорю тебе, я не могу!
Он выпустил Люсиль из объятий, на мгновение задержал на ней взгляд, затем повернулся и пошел к двери.
— Виктор, а как же шестьдесят тысяч?
— Они твои, — бросил он, открывая дверь. — Пусть это будет моим рождественским подарком. Счастливого Рождества.