II
Во все времена является очевидным то, что все религии, какими бы они ни были разными, имеют тенденцию распространяться по мере роста населения. Хотя две разновидности проявили особые способности к распространению в наш период: ислам и протестантское сектантство. Этот экспансионизм был потрясающим в сравнении с тем упадком, который переживала христианская религия. Как католицизм, так и протестантизм не способны были распространяться, несмотря на резкое увеличение миссионерской активности вне Европы, опиравшейся на военную, политическую и экономическую силу Европы. Фактически в те десятилетия революции и наполеоновских войн наблюдалось систематическое протестантское миссионерство в основном англосаксов. За Баптистским миссионерским обществом (1792 г.), международным Лондонским миссионерским обществом (1795 г.), Миссионерским обществом евангелической церкви (1799 г.), Библейским британским и иностранным обществом (1804 г.) последовали Американское правление комиссионеров для иностранных миссий (1810 г.), Американские баптисты (1814 г.), Веслианцы (1813–1818 гг.), Американское библейское общество (1816 г.), Церковь Шотландии (1824 г.), Объединенные пресвитерианцы (1835 г.), Американские методисты-епископалианцы (1819 г.) и др. Европейские протестанты, несмотря на некоторое опережение Нидерландского общества миссионеров (1797 г.) и миссионеров Базеля (1815 г.), развернулись несколько позже: Берлинское и Рейнское общества в 1820-х гг. Шведское, Лейпцигское и Бременское — в 30-х гг., Норвежское — в 1842 г. Римский католицизм, чьи миссии приходили в упадок, возобновил свои действия позже. Причинами такого нашествия миссионеров и торговцев на язычников явилась религиозная, социальная и экономическая история Европы и Америки. Тут необходимо заметить, что к 1848 г. результаты были еще ничтожными, исключая некоторые тихоокеанские острова, такие как Гавайи. На небольших территориях, завоеванных на побережье в Сьерра-Леоне (куда в 1790-х гг. обратила свое внимание антирабовладельческая агитация), и в Либерии, созданной как государство освобожденных американских рабов в 1820-х гг., по окраинам европейских поселений на юге Африки иностранные миссионеры (но не созданная местная церковь) начали обращать некоторых африканцев в свою веру. Но когда Дэвид Ливингстон, известный миссионер и исследователь, приплыл в 1840 г. в Африку, обитатели этого континента были совсем не знакомы с христианством.
Напротив, ислам продолжал тихо, постепенно и необратимо распространяться в противовес организованным миссиям и насильственному обращению. Он распространился и на восток — в Индонезию, в Северо-Западный Китай, и на запад от Судана до Сенегала, и в меньшей степени от берегов Индийского океана внутрь полуострова. Когда традиционные общества изменяют что-либо фундаментальное, как, например, религию, ясно, что они встретятся с множеством новых проблем. Торговцы мусульманских государств, которые фактически монополизировали торговлю с внешним миром во внутренней Африке, богатели от этого и помогали доводить учение ислама до новых народов{200}. Торговля рабами, разрушившая общественную жизнь, помогла приобщению к исламу как могущественному средству восстановления социальных структур. В то же время магометанская религия, обращаясь к псевдофеодальному и воинственному обществу Судана, его чувствам независимости и превосходства, явилась серьезным противовесом рабству. Негры-мусульмане были плохими рабами: племя хаусса (и другие суданцы), которых вывезли в Бахию (Бразилия), девять раз поднимали восстание с 1807 г. вплоть до крупнейшего мятежа 1835 г., в результате почти все были убиты или возвращены в Африку{201}. Рабы научились не покупать товары, ввозимые из тех районов, которые недавно были открыты для торговли. В то время как в исламской Африке сопротивление было незначительным, в Юго-Восточной Азии оно было чрезвычайно ожесточенным. Ислам в этих странах, также проникший через торговлю, долгое время преодолевал местные культы и находившийся в упадке индуизм на Островах пряностей, чаще всего как средство более эффективного сопротивления португальцам и голландцам, как подготовка к национализму, хотя еще больше как противовес индусским правителям{202}. Поскольку эти правители все больше попадали в тесную зависимость от агентов Голландии, ислам пустил свои корни более глубоко в народные массы. В свою очередь голландцы узнали, что индонезийские правители могли при согласии религиозных учителей поднять всеобщее народное восстание, как в войне на Яве принца Джогджакарта (1825–1830). Через некоторое время они опять вернулись к политике тесного союза с местными властями или к непрямому правлению мусульманской Юго-Восточной Азией и Меккой, что способствовало увеличению числа паломников, сделав индонезийский ислам более ортодоксальным, и даже открыло его воинственному влиянию арабского ваххабизма.