Я иду, но словно ничего не меняется. Статичное окружение, как детальный макет со всех сторон и за каждой встречающейся дверью, напоминает некий мемориал или памятник, состоящий из жертв, так же являющийся кладбищем. Настоящим, без геометрии для удобства хранения, без выделения расы или духовной принадлежности. Могила, показывающая, насколько смерть едина для всех и каждого и что настоящее естество жизни лишено логики и систематизации.
Над головой последние работающие лампы, впереди привычная тьма. Фонарик оправдывает себя, и я иду вперед, обходя захоронение, ведомый сигналом. Я дошел до поворота, откуда он исходит, если не ошибаюсь. Повернув в открытую дверь справа, я прошел еще коридор и оказался в небольшой комнате. Посередине за стеклянным ограждением стоят компьютеры. Оглядываясь и надеясь, что не потревожу мертвых и не привлеку живых, я подошел к источнику, нарушающему заслуженную всеми вокруг тишину. На мониторе горит надпись «входящее аудиосообщение». Прослушать или игнорировать? Я выбираю первое.
«Я уже сбился со счета, какое это сообщение. Отправляю на все частоты. Помимо всего ужаса, что здесь происходит, на нас началась охота. Уже два раза меня и моих людей кто-то выслеживает и словно охотится. Он одет в орбитальный костюм и маску. Он сильный, он злой и явно неадекватный, так что будьте осторожны, и если кто-то не из группы слышит это сообщение, кто-то кто может помочь – отзовитесь, пожалуйста».
Очень смешно. Тебе, наверное, сейчас очень смешно. Ведь я повелся на твою манипуляцию, опять, наступил на вымышленную клетку в поле. Как изящно ты решила напомнить мне про брата, которого я оставил умирать еще целую жизнь назад. Я знаю, ты меня слышишь, Наоми, я знаю, ты ликуешь. Так ты пытаешься вернуть свой контроль, так ты точишь зубки, чтобы они стали острее и ты рано или поздно нанесла последний удар, лишив меня власти и отправив в изгнание. Стоило этого ожидать, ведь мы давно играем в эту игру, забыв порой о причинах и движущей конечной мотивации.
Я открываю глаза – и взору предстоит правда. Мониторы оказались разбиты, средство связи давно не существует, а я просто был марионеткой в чужой игре. В целом ничего нового не произошло.
– Позволь спросить, почему ты еще здесь? – вопрос прозвучал одновременно неожиданно и естественно.
– А чем плох этот вариант, я разве куда-то спешу?
– Проблема не в варианте, а в цели. Пока ты здесь, идет время, вместе с ним меняется характер и, следовательно, цель.
– Моя цель никуда не денется, мне, если что, делать больше ничего не остается. Так что давай без лишнего трепа, краткость мне больше подходит.
– Ты так и не понял, что я имею в виду.
– Так скажи прямо, отец! Не будь как Наоми. Ты ведь здесь не просто так! – кричу я почти во все горло и чувствую, как сильно оно болит и трещит челюсть при каждом слове, как и какая-либо активность отдается в каждой мышце.
– Интересно, что ты упомянул ее. Не задумался, почему ее больше нет и почему ты на удивление трезво смотришь на жизнь и как раз из-за этого продолжаешь оставаться так долго на одном месте? – Он строго смотрит на меня, как и часто раньше, в прошлой жизни.
День 8
Новая отметка на стене, новый день – и все тихо, кроме неопределенных мыслей по поводу слов отца. Я смотрю на отметки и не чувствую времени, пытаюсь вспомнить, что же было в тот или иной день, – и не могу. Хуже всего то, что я начинаю задумываться: а не в ловушке ли я сейчас, создатель которой лишь изредка будет виден в зеркале? Я встаю с кровати, иду к аптечке и зеркалу. Раздеваюсь, осматриваю свое тело на наличие не заживших еще ран. Все довольно неплохо выглядит, безумно болят руки и спина, лицо словно собрано из плохо подходящих кусов, но в целом заражения не видно, кровь нигде не идет. Некоторые раны, правда, еще свежи, и, видимо, отсутствие какой-либо заботы о самом себе привело к падению иммунитета. Похоже, я слишком задержался здесь, и пора идти дальше. За последние дни я неплохо осмотрел кладбище за дверями. Через плечо небольшая сумка, я собираю все полезное, что нахожу, – фонарик, нож. Довольно смело и уже естественно хожу по месту, где живет лишь смерть, а я, как гость, собираю мемуары и строю мемориал из всего того, что связывает могилы с жизнью. Никаких звуков нет, словно я глухой, никакого движения не происходит, будто все вокруг лишь картина. Единственная жизнь на многие метры, а может, и километры вокруг – это я. Как последний живой человек, чья обязанность и проклятие – помнить и никогда не забывать тех, кто здесь погребен, тех, кто виновен в ужасе, из-за чего я естественным путем стал одиноким наблюдателем. Больше всего я боюсь одной мысли, которая с легкостью может оказаться реальностью: что если я один из них, если больше ничего нет, и тот покой и изоляция уже наступили, а я не заметил? Как избавиться от этой идеи, как принять факт конца, которого я достиг, сам того не понимая?..