— С гипатской кухней я не знакомы, нет.
Кинриг снова коротко усмехнулась и вернулась к своему фильму.
— А, вот, — сказала она, придвинувшись. Показала на экран. — Смотри на задний фон. Там войдет мальчик… сейчас.
Нико посмотрели.
— Который… который в белых перьях?
— Нет, который в красных.
Нико увидели, кого она имела в виду — мальчик с милым личиком и кудряшками. Они смотрели, как пернатый мальчик делает кульбиты, пока человек-птица выступает с монологом, и… на этом все. Мальчик ушел — подтанцовка без единой реплики.
— Мой внук, — объяснила Кинриг. — Пятнадцать лет, отчаянно мечтает стать актером. — Она достала себе еще пирожок. — Сын моего сына. Родили его слишком молодыми, он и мать. Вот моя дочь дождалась тридцати лет, умница. Ее мальчику только-только исполнилось два — самые большие щечки, что я видела.
— Это… хорошо.
Кинриг снова впала в молчание, глядя на экран.
— Чего ты хотели, пока не узнали, что я здесь?
— Передохнуть, — сказали Нико. — Я пока так и не разобрались, что не так с радио.
Вопли возвращались через случайные интервалы — вместе с ассортиментом других проблем. Обычно системы корабля не так сложно распутать, но из-за приделанных скремблеров генерала там была просто какая-то задница.
— И что ты собирались смотреть? Свои видео про беженцев?
— Может быть.
«Да».
— Эмоциональное самобичевание — не передышка. — Генерал кивнула на экран. — Помню один вечер во время осады Халиена. — Это название Нико было знакомо — крайне затяжной и кровопролитный период во время Гражданской войны на Гань-Дэ. — Мой полк встал лагерем в бывшей школе — разбомбленной, конечно, но там местами еще осталась крыша, а был сезон дождей, так что можешь понять ее привлекательность. Все промокли до нитки, ото всех разило потом и запекшейся кровью. Мы выбились из сил. Продовольствие кончалось. И тут один солдат нашел в остатках старой классной комнаты проектор и жесткий диск. Те, кто не мог уснуть, всю ночь напролет смотрели кино — детское, но было весело. Мы смеялись над теми куклами так, будто видели кино впервые. Это ненадолго отвлекло. Этого нам всем не хватало. — Она похрустела костяшками. — Конечно, половина наших погибла наутро, когда враг разбомбил лагерь, но перед этим мы хотя бы вдоволь насмеялись.
Нико не представляли, как на такое отвечать.
— Война, — сказала Кинриг, — это математика. Сколько погибших, сколько миль, сколько осталось патронов. Мы — я, ты, наша неколебимая защитница, — мы все на войне. Только нашего врага не перестреляешь и не перехитришь. Это время. Наш враг — это время, и наше единственное оружие — внутренние силы. — Она кивнула на экран. — Эту чепуху снимали сыны и дочери Гань-Дэ. Есть люди, которым нравится на них смотреть, пусть даже всего несколько секунд. У нас прекрасная планета с прекрасным народом. И да, она умрет, как и все остальные. Но пока что у нас есть вода. У нас есть еда. У нас больше расстояние от врага, чем у всех остальных, и значит, мы можем справиться.
— Как? — спросили Нико. — Как вы собираетесь справляться?
Кинриг пожала плечами.
— Это уже дело ученых, не мое. Мое дело — проследить, чтобы ганьдэсцы увидели осуществление планов, каких бы то ни было. Проследить, чтобы наш народ и наша культура дожили. — Она покосилась на Нико. — А это значит, нам нужно сохранить то, что у нас осталось.
— У вас осталось больше чем достаточно. У вас осталась целая планета.
— А ты знаешь, что такое планета? Она не так уж велика, как ты думаешь. Когда она истощена, она истощена. Ты видели наши доклады? Ты проводили подсчеты? — Она вытянула ноги. — Предположу, что у тебя нет детей, но представь ненадолго, что есть. Скажем, начинается голод, и еды у тебя не больше, чем нужно для семьи. Теперь скажем, в дверь стучится другая семья, и у них свои дети. Они говорят: «Пожалуйста, пожалуйста, накормите нас, а то мы умрем с голоду». Кого ты накормишь? Незнакомцев за дверью или семью у себя дома?
— Это не…
— А теперь скажем, — продолжила Кинриг, — что ты видишь, как приближаются эти самые незнакомцы, и еще знаешь, что такие же, как они, украли еду у твоих соседей. Опустошили их кладовку.
— Да это же бред, — ответили Нико. Им уже было плевать на дипломатию. Хотелось отправить обратно наружу те два кусочка пирожка, что они съели. Такое они переварить не могли.