Записали текст присяги. Затем прочитали ее про себя. Затем каждый вставал и читал ее вслух из тетради. Затем читали вслух хором. Затем каждый читал по одному предложению по очереди, и тот, кто оказывался последним, читал снова вслух присягу от начала до конца.
- А теперь, читаем текст присяги про себя и заучиваем его! - объявил Сизоненко тоном, каким обычно говорят: "А теперь - танцы!" Класс погрузился в бормотание. Шурик, сидевший вместе с Ионовым и Мишиным за первой партой почувствовал, что он начинает попросту дремать. Он сделал над собой усилие и поднял голову, чтобы взглянуть украдкой на Сизоненко. Сон его мгновенно прошел: сержант цепким взглядом шарил по рядам, высматривая тех, кто уснул. Шурик оглянулся и увидел, что уже уснули и Проценко, и Касилов, и Штраух, да и вон еще и еще понурившиеся и кивающие головы.
Сизоненко, спокойно, не нарушая монотонного посапывания, начал команду:
- Кто спит…,- и дальше во весь голос: - ВСТАТЬ!!!
Громыхнули откидываемые крышки ученических столов и посреди класса то тут, то там резко выпрыгнули и встали по стойке смирно задремавшие неудачники. Те, кто еще не успел уснуть, и остался сидеть на своем месте, приободрились и с интересом приготовились наблюдать за дальнейшим развитием событий.
- Тэкс,- произнес Сизоненко, - вот они, эти люди, которых мы давно и безуспешно искали. Проценко, Касилов, и, как там тебя? А, и, конечно же, Штрухман. Так, все продолжают учить текст присяги, а мы с вами отлучимся на минуту - другую.
Сизоненко завел штрафников в сортир и распорядился:
- Так, приступаем к искуплению своей вины. Тряпки и чистящая паста в ведре, писсуары на стене, унитазы в кабинках. По своему возвращению, которое состоится через час, я должен увидеть что? Верно, идеальный порядок. Ни спички на полу, ни пятнышка на стенах. Уяснили? В общем, я вас оставляю. Эй, Штрухман, ты уже поспал достаточно на занятии, давай на унитазы.
Штрухман, что ты такой кислый, ты понял задание?
- Понял.
- Штрухман, на такой вопрос лучше ответить просто и коротко: "ТАК ТОЧНО".
Это так по уставу, и если бы ты Штрухман, служил бы здесь, в "лесопарке", ты отвечал бы подобным образом в течение двух лет. Но ты будешь служить на "кроне". Там все ближе к жизни. Поэтому, я оставляю тебя здесь, потом я возвращаюсь, сажусь на любой из этих пяти унитазов, и, что я вижу?
Сизоненко пытливо посмотрел на Штрауха. Штраух хранил молчание.
- Правильно, я вижу отражение собственных яиц, - сам себе ответил Сизоненко. - Еще вопросы у личного состава есть? Нет? Я пошел.
Вернувшись в класс, Сизоненко не стал подниматься на сцену, а провел следующую расстановку сил:
- Ионов, на сцену за стол. Будешь читать присягу. Вполголоса. Частухин, будешь за дневального сегодня. Сядь возле дверей, и не забудь подать команду "Встать, Смирно", если какая ни будь рожа из офицеров надумает сюда сунуться. Всем остальным - не спать и слушать Ионова. Если я увижу, что кто нибудь спит - пеняйте сами к себе.
С этими словами Игорь Васильевич опустился на стул в середине класса, сел поудобнее, надвинул шапку на лоб и задремал. Класс погрузился в сопение, разбавляемое чтением присяги в исполнении Ионова. Впрочем, последнему вскоре наскучило читать пономарским тоном, и он, личность артистическая, принялся читать присягу на разные манеры, то как Гамлет, Принц Датский, то как последний пропойца, то с каким-то неимоверным иностранным акцентом. Шурик сидел и хихикал на пару с Мишиным, всячески подбадривая Серегу.
Хотя это час протекал весело, тем не менее, их сосед по парте, гигант двухметрового роста - Шура Петренко, врач-терапевт по образованию, выпускник, наверное, единственного в стране медицинского вуза, не имевшего военной кафедры, задремал.
Шура Петренко в их кампании был самым высоким и большим. Настолько большим, что он до сих пор был не обмундирован. Он ходил в своей гражданской одежде и старых ботинках невообразимого размера. От строевой подготовки он временно был освобожден, и свое свободное время, будучи натурой сентиментальной, посвящал написанию писем на родину.
И вот сейчас, Шура заснул. Заснул, по детски подперев ладонью щеку. Рот его раскрылся, и оттуда потянулась вниз тоненькая ниточка слюны. Валера, увидав это, тут же подсунул под спускающуюся слюнку тетрадь с конспектами ничего не подозревающего Петренко. Слюнки образовали на конспектах правильную блестящую и прозрачную лужицу, но Валера на этом не угомонился. Он быстренько воспользовался чернильной ручкой несчастного Петренко, и подпустил к слюнкам хорошую каплю фиолетовых чернил. После чего положил тихонько ручку на место и уселся, как ни в чем не бывало.
Шурик и Серега, давясь от смеха, наблюдали за быстрыми и уверенными действиями Валеры, а после их завершения терпеливо начали ожидать пробуждения Петренко.
Петренко пробудился через несколько минут. Он хлопнул глазами, закрыл рот, пожевал губами и заметил, что изо рта его тянется вниз слюна. Он перехватил ее рукой, и замер, не двигаясь, глядя на фиолетовую лужу слюней на его конспекте. Минуту он ничего не говорил, потом перевел взгляд на своих соседей. Шурик и Валера усердно штудировали конспекты, что и вызвало подозрения у Петренко.
Петренко легонько пихнул Валеру пальцем:
- Лерик, кто это сделал?
Валера, невинно моргая, повернулся к Петренко:
- Что?
- Я говорю, кто это сделал?
- Что сделал?
- Вот это.
Валера уставился на фиолетовую лужицу.
- Вот это? Шура, по-моему, это слюни!
- Я знаю что слюни.
- Шура, тебе, по-моему, кто-то плюнул в тетрадь! Какая-то сволочь плюнула, представляешь, прямо к тебе в тетрадь!
Петренко начал терять терпение.
- Лерик, я сам хорошо знаю, чьи это слюни есть. Кто сюда влил чернил?!
- Что ты хочешь сказать, когда говоришь, что знаешь, чьи это слюни? Ты хочешь сказать, что это я плюнул к тебе в тетрадь?!
- Да нет же, это мои слюни…
- ТВОИ??!!!
Валера артистично вытаращил глаза:
- Шура, вот эта фиолетовая фигня вытекла у тебя изо рта? Шура, я не врач, но я не ошибусь. Шура, ты болен. У нормального бойца нет таких слюней. Не веришь? Вот давай, мы с Шуриком сейчас плюнем каждый для сравнения тебе в тетрадь. Ты сразу все сам поймешь. Вот давай свою тетpадочку…
Петренко торопливо отдернул свою тетрадь и брезгливо посмотрел на Валеру.
- Ты к себе плюй, Лерик. Ко мне не надо.
- Ну конечно, ты сам себе наплюешь. Вон как у тебя хорошо получилось.
Петренко обиженно отвернулся.
Тут вдруг Частухин завопил истошным голосом:
- Встать! Смирно!
Мирно дремавший Сизоненко резко вскочил и выпятил грудь, стоя по стойке "смирно". Остальные вскочили не так сноровисто, хотя и дружно.
Но вместо ожидаемого офицера в дверях замаячила перепуганная рожа Штрауха, не ожидавшего такой встречи. Увидев, что это всего лишь Штраух, Сизоненко выдохнул и скомандовал:
- Вольно, садись, - и сам пошел разбираться с Частухиным и Штраухом.
- Так, Частушкин, сначала ты. Чего ты орешь, когда в расположение прется всего лишь Штрухман? Я, конечно, плохо знаю ваши взаимоотношения. Может быть, ты его уважаешь очень сильно, и настаиваешь, чтобы все, как один, вставали в тот торжественный момент, когда какой ни будь Штрухман вламывается сюда неизвестно зачем. А если все Штрухманы Хабаровского края попрутся сюда, чтобы получить свою долю почестей? Что молчишь, Частушкин? Ты что, сильно уважаешь Штрухмана?
- Да нет…
- О! Штрухман! Ты гляди, даже Частушкин тебя не уважает. А может быть, он прав, Штрухман, чего тебя уважать? На занятиях сам спишь, а другим спать не даешь… Какого черта ты вообще приперся сюда, Штрухман? Я же вам дал важнейшее персональное задание!
- Вот я и пришел…
- Что?! Я же сказал вам что делать!
- Вот я и пришел сказать, что мы уже все сделали…
- Штрухман, не лги. Я тебе не мама, и не буду тебе объяснять, что врать нехорошо.
- Да мы действительно все сделали…
- Штрухман. Сейчас. Я я тебе покажу и докажу, Штрухман, как ты жестоко ошибаешься. На это мне потребуется ровно десять минут. Пошли. Всем остальным - перерыв десять минут.