- Вот оно, безденежье. Девкам замуж пора... а из приданого - одна репутация... - поймав направление их взглядов[18], уныло вздохнул Гугу Дубаку. - Так что, если подумать... убейте уже... чтобы глаза мои позора этого не видели... Говорите свои... волшебные слова.
И замолчал.
Маги тоже помолчали в ожидании продолжения, но, не дождавшись, озадаченно переглянулись. Одно дело - разнести противника на кусочки в горячке боя. Но на холодную голову...
Агафон страдальчески скривился: отпускать вредного старикана рука не поднималась, равно как и не отпускать. Вот если бы и впрямь были какие-нибудь заклинания, которые...
Додумать волшебник не успел.
Оламайд вдруг сощурила очи, точно увидела партию отборных мидий по бросовой цене, и выдохнула:
- Слушай, старик!.. Ты говоришь, у тебя на дне мрамор не хуже, чем у нас в Соире? И ты из него чего попало можешь строить? И рыбы всяких сортов тьма? И бесплатно ведь, да? А бухта подходящая тут найдется? А огонь разводить ты можешь? А хочешь, чтобы люди тебе сами деньги отдавали? Добровольно! Волшебные слова!..
Божок уставился на торговку как на сумасшедшую, но полет ее вдохновения это не остановило:
- ...Я знаю волшебные слова! 'Постоялый двор 'Жемчужина пролива'! Шикарный трактир для усталых моряков, свежая рыба, диковинные хозяева! Да народ к тебе валом повалит - успевай мешки под деньги готовить!
- Что?.. - вытаращил глаза хозяин пролива.
- Что?!.. - подались вперед его потомки, забыв, что стронься они с места - и могло запахнуть жареным не только в переносном смысле.
- Что? - наморщил лоб атлан.
Агафон представил божка в фартуке на голое бирюзовое пузо и с кружками вина из морского винограда и прыснул:
- Трактир 'Дай Дубаку'! Таверна 'Ни Гугу!'
- От Альгены до Мангангедолы морем четыре дня пути! - Оламайд проигнорировала альтернативный креатив и затараторила, сияя, будто только что провернула головоломную сделку со всем рыбацким флотом Альгены. - Остановку на ночь матросы делать должны? Должны! Кушать хотят? Хотят! Отдохнуть в безопасности желают? Желают! И вот тут ты со своими... спиногрызами... и подворачиваешься! В мраморном дворце! С фонтанами! И портиками! По всему порту! На пристани встречаешь мореходов хлебом-солью... То есть, рыбой-креветками... и солью, конечно... А рядом с двором - лавка с дарами моря! Оптом дешевле! И понеслось!..
И понеслось.
Час спустя на палубе не осталось ни одного синеволосого: получив задания от патриарха и его консультанта по вопросам коммерции и стратегии развития, они попрыгали в воду - только волны вскипели, словно тройная уха по рецепту Оламайд. Гугу Дубаку, амнистированный и досрочно освобожденный, переминался с ноги на ногу у края борта, словно хотел последовать за родичами - но удерживало незавершенное дело. В конце концов, то ли решившись, то ли подстегнутый подозрительно-вопрошающим взглядом волшебников, он подошел к матроне и церемонно поклонился. Когда та, застигнутая врасплох, ответила тем же, он проворно приподнялся на цыпочки и чмокнул ее в лоб.
- Мое благоволение пребудет на тебе, мудрая женщина, - важно, будто сделал королевский подарок[19], проговорил старичок и с чувством выполненного долга обернулся на магов и голема. - Ну и вас мы с ребятками не забудем тоже.
Пока они раздумывали, благодарность это была или угроза, хозяин пролива величественно вскинул голову и продолжил:
- А сейчас за все деяния ваши я верну то, что было моим - хоть и недолго. Даже испортиться не успело. И рыбы почти не поели.
- Что? - насторожился атлан.
- Ваших друзей, конечно! - дивясь подобной недогадливости, божок, встал лицом к морю, закрыл глаза и вскинул руки, словно дирижер, выдавливающий 'крещендо инфинитиссимо' из симфонического оркестра.
Повинуясь его жесту и воле, вода под самым бортом забурлила, заискрилась изумрудным - и вдруг выметнулась на палубу зеленой волной, накрывая и Гугу Дубаку, и его победителей, и толпу зевак, выбравшихся с палубы гребцов. А когда схлынула, расшвыривая людей, точно кукол, старик пропал. А на его месте лежали, тараща глаза и разевая рты, старший жрец Узэмик, капитан и пятерка матросов, сбежавших с ними.
- Э-э-э...
- А-а-а...
- С возвращением, ваша просветленность, - поднимаясь на четвереньки и улыбаясь за всех троих, с деревянной жизнерадостностью возгласил Агафон.