Время шло, пот лился с меня градом, наконец, видя, что все труды мои напрасны, я старался разбить его, бросая в него камни. По крайней мере, я имел удовольствие увидеть, что скала была не из твердого камня и что мои удары оставляли на ней зарубки, которые я принимал за повреждения и раны. Когда я выбился из сил, у меня явилось желание посмотреть вблизи остатки нашей хижины, и я удивился, найдя от нее уголок, где можно было приютиться в случае дождя; местечко это было огорожено обломками стены и, как видно, еще недавно служило пристанищем какому-нибудь пастуху коз, который, пробыв здесь некоторое время, покинул это место, потому что на траве, высокой и сочной, которая росла вокруг развалин, не было видно следов стада. Солнце уже садилось, и я решился провести здесь ночь. Подняв несколько камней, я загородил ими вход, чтобы обезопасить себя от волков, и, присев на остаток пола, утолил голод куском хлеба, который был у меня в моей холстинной сумке. Затем, чувствуя себя усталым и соскучившись от одиночества, я прилег, чтобы заснуть; но от сильной ходьбы и возбуждения я впал в какое-то лихорадочное состояние, к тому же я отвык от того величественного безмолвия гор, которое ни с чем нельзя сравнить и которое не нарушается даже непрерывным шумом потоков. Нельзя сказать, чтобы ложе мое было из удобных, и как ни был я неприхотлив, однако ворочался с боку на бок, чтобы удобнее протянуться, до такой степени было тесно мое убежище. Я наконец решился сесть на корточки и, так как было душно, то я отодвинул один из камней, которыми загородил вход, и стал смотреть, чтобы как-нибудь развлечься.
Как велико было мое удивление, когда я увидел, что все изменилось на площадке с той минуты, как взошла луна. Площадка вся потемнела, покрылась травою и, если еще и виднелись кое-какие обломки скалы, то они были величиною не больше баранов, а также и численностью своей напоминали небольшое стадо. Я был так удивлен, что вышел из моего уголка, чтобы прикоснуться к земле и к траве и удостовериться, что я не грежу и нахожусь на месте обвала, а не на прекрасном лугу, который расстилался здесь в прежнее время. Радость моя при этом, кажется, была сильнее удивления. Я обернулся и вдруг позади себя увидел великана вышиною с пирамиду, основание которой занимало всю глубину площадки влево от меня. Сначала он мне показался таким, каков был прежде, когда он возвышался на краю площадки Иеуса, над нашей площадкой, но по мере того, как я смотрел, вид его изменялся: основание его суживалось как тумба, туловище принимало человеческую форму, а голова походила на шар. Ему недоставало только рук, но когда я стал пристальнее всматриваться в него, то увидел, что у него есть и руки, только они были прижаты к телу, и вся эта масса была неподвижна. Это была настоящая статуя, только такая высокая, что я не мог различить лица ее.
Естественно, я должен был бы испугаться при виде всего этого, но, как хотите объясняйте, я почувствовал лишь гнев. Моим первым движением было поднять камень и пустить им в великана, но я в него не попал, бросил другой, и он коснулся его бедра, третий попал ему в самую середину живота, и при этом послышался звук как будто от удара в громадный металлический колокол, и в то же время из груди великана вылетел крик хриплый, бешеный, дикий, повторенный эхом горы. Гнев мой усилился, и я стал пускать в него всеми каменьями, которыми я завалил вход. С каждым разом становясь все сильнее и искуснее, я попал наконец ему в самое лицо, голова его упала и покатилась к моим ногам. Я бросился к ней, пытаясь разбить ее еще моей палкой, но я был остановлен выходившим из этой чудовищной головы голосом, перекрываемым сухим разбитым старческим смехом.
— Это ты, негодяй, — вскричал я, — смеешься или плачешь таким смешным манером? Я заставлю тебя замолчать, подожди немного!
И я намеревался возобновить свои удары, как вдруг голова исчезла и очутилась на плечах великана, хотя я не мог заметить, как это случилось. Я пришел в ярость и стал швырять каменьями. Один из пущенных мною камней задел его левую руку, рука упала, но снова очутилась на своем месте в ту минуту, когда я попал в правую руку, и та упала. Тогда я стал метить в его ноги, в эти отвратительные ноги, сросшиеся между собою, и колосс сломился в основании и во всю длину растянулся на земле, разбившись на тысячу кусков; тут я понял, какую ужасную глупость я сделал, потому что прекрасный луг скрылся под его обломками и на рассвете дня я увидел бедную площадку, заваленную каменьями, — такою, какою я нашел ее вчера при моем приходе.