– Дорогой Марат, время так быстро летит.
– Сегодня честных людей беспокоит триумфальное шествие суверенитетов, – собеседник мой сделал паузу и доверительным тоном сказал: – дело-то идет к расколу державы. Свои суверенитеты уже объявляют подъезды в домах. Сельсоветы отказываются выполнять распоряжения и директивы райисполкома. Горсоветы посылают к чертовой матери облсоветы. На дворе феодализм.
– А вот и иллюстрация к вашему тезису, – сказал я и положил на стол свою рукопись.
Через две недели очерк увидел свет.
Однако меня немного занесло и я отвлекся. Вернемся в Тирасполь. Тогда на митинговом собрании швейников я понял, что на левом берегу Днестра казенный Кишинев ждут большие проблемы. Причем движущей силой будут представительницы прекрасного пола.
Военные – люди приказные. Им легче пустить себе пулю в лоб, чем нарушить субординацию. В воздухе вокруг Тирасполя пахло порохом, земля тряслась от разрыва снарядов и мин, а служивые сидели, запершись в своих военных городках – соблюдали нейтралитет, несли служебное дежурство. Не могли взять в толк, на чью сторону стать. Тогда-то и взяли в свои руки инициативу женщины. Они явились к месту дислокации 14-й армии. Стали на колени перед штабом, умоляя о защите. И дрогнули суровые солдатские сердца. Командующий Юрий Неткачев дал приказ: держать круговую оборону. И десять лет уже держат.
Вооруженные силы Приднестровья более чем на треть составляют молдаване. Остальной контингент – опять же не «швейцарские стрелки», то есть не пришлые, а доморощенные парни: русские, украинцы, болгары, гагаузы. Эта земля для них – не просто место прохождения ратной службы, а настоящая «малая родина», за которую и жизнь не жалко положить.
Кстати сказать, здесь не принято делить людей по национальному признаку. Есть одно слово всех и вся объединяющее – «местные». И сразу понятно, что за человек. Приднестровье – такой перекресток планеты, который исстари притягивал к себе романтиков, обездоленных, личности со сломанными судьбами. Историк Соловьев сказал, что здешний люд – одного замеса. И это не образ, а суть.
Чем же порождено противостояние Приднестровья и Молдовы? Идеологи, сидящие на правом берегу, свою позицию формулируют туманно, в обтекаемой форме. Вот образчик: «Нас волнует больше всего целостность Молдовы, восстановление связи между правым и левым берегом» (М. Снегур).
«У нас с Молдовой есть идейные расхождения, вызванные тем, что Кишинев изначально провозгласил права нации, а Тирасполь – права человека» (В. Лицкай, госсекретарь НМР).
«Мне, немолодому человеку, почти 80 лет проведшему среди своего народа и отдавшему ему все силы и знания, горько слышать оскорбительные слова в адрес молдавского народа, смысл которых сводится к ниспровержению молдавской науки и ее государственности, к превращению в румынскую провинцию колониального типа, как было в 1918–1940 годах. При этом молдавские „иваны без родства и имени“ свои псевдонаучные идеи выдают за общенародную волю, провокаторски выступают не от своего имени, а от „имени молдавского народа“, который они упорно зовут за Прут» (А. Лазарев, академик Молдавской АН).[3]
Официальная точка зрения такова: конфликт между правым и левым берегом возник на почве идейного противостояния – истинно молдавскими демократами и ортодоксальными приднестровскими коммунистами. Сия хлипкая туфта рассчитана на наивных профанов. Но коль уж о том зашла речь, назовем не только главных действующих лиц, а их предтеч.
Как и везде, на территории левобережья действуют различные политические партии (в том числе и коммунистические), однако в правительстве НМР не было и нет партийных авторитетов от бывшей КПСС. Продолжим сравнительный анализ. Почему бывший директор завода, а позже избранный народом президент Приднестровской республики Игорь Смирнов, скажем так, более красный, чем бывший секретарь ЦК компартии Молдавии Мирча Снегур? Аналогию эту можно распространить и на его восприемника Петра Лучинского, который в застойные времена был если не правой, то левой рукой коммунистического идеолога товарища Суслова.
Такие вот парадоксы. Вместе с тем у Приднестровской республики действительно есть с Молдовой идейные расхождения. В Кишиневе изначально во главу угла поставлены права нации, тогда как в Тирасполе приоритетны права человека, независимо от того, какая в его жилах течет кровь – красная или голубая.
И еще. На правом берегу жизнь суетная, истеричная; публика то и дело впадает в эпатаж. Интеллигенция, как подметил о. Петря, настроена апокалипсически. (И все от собственной неправоты!) В самый разгар войны на приднестровском плацдарме столичная секция народного фронта учинила в центре Кишинева умопомрачительное шоу. Точнее, политическую свадьбу. Молдавская поэтесса (депутат Верховного Совета СССР) Леонида Лари, мать четверых детей, вступила в очередной «законный» брак.
Вышла замуж за памятник Штефану Великому, господаря Молдовы, жившего в XIV веке.
При огромном стечении зевак состоялся священный обряд венчания «пары». Невеста была облачена в ослепительно белое подвенечное платье. «Жених» – в известной царской мантии, отороченной мехом соболя, который в ту пору в изобилии водился в густолисных Кодрах. Новобрачных венчал православный священник, что опять же кощунственно и богомерзко. Странное дело, святые отцы строго судят малейшее отступление от церковных канонов, тут же сами сыграли шутовскую роль: потешая цезаря и сатану.
А как понять клир Кицканского монастыря, отдавший в «аренду» снайперам кишиневского ОПОНа колокольню святой обители, откуда велся прицельный огонь по инакомыслящим прихожанам. Сколько на счету злыдней-охотников загубленных человеческих жизней? О том ведомо только на небе.
КУДА ВЕДУТ СЛЕДЫ
На очерк «Страсти по-бессарабски» в редакцию газеты «Союз» пришел ворох читательских писем. В нем оказалась и тетрадка из Чернигова. Ее переслал нарочным некто Науменко. Послание, на мой взгляд, стоит того, чтобы привести его целиком.
«Привет с братской Украины! То, о чем хочу журналистам поведать, вроде бы не имеет прямого отношения к „солнечной Молдавии“. Хотя, это еще как поглядеть.
Пару строк о себе. Я учился в Кишиневском техучилище им. Федько. Это первоклассное учебное заведение, наподобие училища им. Баумана в Москве. В нашем общежитии жил один парень по фамилии Сандул. На два курса младше меня, а держался, как старик. В Кишинев он приехал откуда-то с севера. Был нагловат, хамоват. Ходил в фирмовых шмотках. Его часто видели около автовокзала, торгующим баксами, хотя тогда это было страшно рискованно, подсудно.
В 83-м окончил я училище, уехал на родину. А прошлой зимой явился в Молдову по печальной причине, на похороны тестя. Иду по Мунчештской улице и встречаю Сандула. Он первый меня окликнул. Через полчаса мы сидели в ресторане. Если честно, мы раньше были едва знакомы, тут же он называл меня то другом, то братом. Лез целоваться. Я догадывался: «другу» что-то от меня надо, потому держался настороже.
Под конец Сандул чуть-чуть приоткрылся. Сказал, что работает в Румынии, в Кишиневе по спецзаданию. Еще он дал понять, что он проходил подготовку в Южных Карпатах, под городом Тургужичу (или Тырноживо). Теперь он сам инструктор. Прибыл в Молдову, чтобы набрать крепких хлопцев в группу, которая после учебы на курсах будет работать по особой программе в Черновцах или в Тернополе. Это как раз там, где до армии прошло и мое детство. Для связи Сандул дал мне телефон (22-50-64), куда я должен был позвонить, сославшись на его рекомендацию.
Почему я решил написать в редакцию? Точнее, что подтолкнуло? Расхваставшись, этот хам сказал: «Арка Победы – дело рук моих ребят». А что у них теперь на уме?»
Отсюда сам собой напрашивался вывод: переворот в Молдове имеет глубокие корни. Гораздо глубже, чем нам теперь говорят.
По просьбе Абдуллаева, я сделал для «Союза» подборку читательских писем. Включил отклик и черниговского корреспондента. Но возникла редакционная заминка. А осенью 1993-го политическая обстановка в стране резко переменилась – не в пользу затронутых в очерке проблем. Вскоре от СССР как такового остались рожки да ножки. Да и еженедельник «Союз» приказал долго жить.