Девять злых альбанов, как доели
девять пышных подношений мяса,
дали все-таки Хара Сотону
жир подкожный — маленький кусочек.
И такую речь они сказали:
“Сперва подкожным жиром этим
служанку Яргалан накормишь,
потом отдашь ей кровь, что держишь
в слепой кишке, внутри желудка
козы, которую зарезал.
Скажи служанке: темной ночью,
когда заснет жена Гэсэра,
пусть подкрадется и подложит
кровь из кишки в башмак хозяйке,
но только непременно и правый;
a из желудка — пусть подвесит
к ноле хозяйского дэгэла,
но только беспременно к левой.
С кажи, пусть утром рано встанет
и его телят подпустит к маткам.
"Вот сто телят пришли к коровам —
сосут: без молока мы будем!” —
пусть громко завопит служанка
Не встанет Яргалан с постели.
пусть двести, триста подпускает
телят — и все кричит погромче,
пока хозяйка не проснется,
не встанет, не засуетится…
И сам увидишь, что случится”.
Как Хара Сотон домой приехал,
так велел позвать к себе служанку,
что была при Яргалан, и жиром
от подземных девяти альбанов
угостил — и все, что злые духи
самому ему наговорили,
ей пересказал, уча злодейству.
Строго наказав приказ исполнить,
отпустил слугу к ее хозяйке.
Как уснула Яргалан, служанка
к спящей подошла и подложила
кровь, которая была в желудке,
и правый башмачок своей хозяйки,
кровь, которая в кишке хранилась,
прикрепила незаметно клевой
распашной поле ее дэгэла.
Утром рано поднялась служанка,
сто телят к коровам подпустила
и хозяйке спящей закричала:
“Сто телят сосут коров, хозяйка!"
Яргалан не пробудилась даже.
И служанка уж не сто, а двести
сосунков к коровам подпустила
и намного громче прокричала:
“Двести у коров телят, хозяйка!"
Яргалан подумала, проснувшись:
“Двести? Ну и что? Пусть насосутся…”
Триста сосунков тогда служанка
подпустивши к маткам, завопила:
“Триста подошло телят к коровам:
нам надой, боюсь, они убавят —
нас без молока они оставят!”
И хозяйка поднялась с подушек,
и хотела побежать к коровам
босоногой, но остановилась:
“Молока трехсот коров достанет
войско целое хоть раз насытить!
Если утром долго спит мужчина,
то рабочая ветшает утварь;
если женщина лениться станет,
то гниют меха, одежды, шкуры,
и скисает молоко в посуде…” —
с этими словами и обулась,
и оделась Яргалан привычно.
В правом башмаке она ногою
ощутила неудобство — топнув
раз, другой и третий, раздавила
кровь, которая была в желудке
жертвенной козы, для зла убитой.
Яргалан к коровам побежала,
пленка порвалась — из-под дэгэла
кровь, которая в кишке хранилась,
вытекла и разлилась широко.
Залила очаг в дому, с порога
протекла через крыльцо наружу
а потом струей в Хаз ан, к низовьям,
устремилась — вскоре вся долина
желтым переполнилась туманом.
Он растекся дальше, обнимая
землю, всё давя и подминая.