По обычаю и как хозяйка,
повела жена свои расспросы:
“Где твои все баторы и войско?
Ты скажи, куда они девались?”
И Гэсэр Алма Мэргэн ответил:
“Баторы и войско после битвы
отдыхают, спят. Наверно, завтра
все они сюда на пир приедут”.
После этого жена спросила:
“Где же твой Саргал нойон добрейший?
Почему его нигде не видно?”
И Гэсэр Алма Мэргэн ответил:
“Наш Саргал нойон вчера уехал,
завтра он, я думаю, вернется”.
И тогда Алма Мэргэн спросила:
“Где ж твоя жена Урмай Гоохон?
Почему ее нигде не слышно?”
И Гэсэр супруге так ответил:
“Знаю, что в гостях Урмай Гоохон,
что надолго там не загостится.
Нам-то что с тобою, пусть гостюет…”
Так он говорил жене сердитой,
улещать старался, утешать.
А потом остался ночевать.
33. Оживление воинов Гэсэра
Поутру Гэсэр поднялся рано,
посетил огца и в разговоре
Сэнгэлэна упросил, чтоб вместе
им сходить на место страшной битвы
к Элистэ, где воинство Гэсэра
пребывало в каменной неволе.
И они поели пред дорогой,
и пошли по северному склону
к скорбному скоплению каменьев.
Увидал Гэсэр, что в изваянья
баторы и войско обратились,
и заплакал — и слеза из глаза
правого его Байкалом стала,
а слеза из левого рекою
потекла и Леною продлилась.
Каменная рать не шевелилась.
После этого, скрепивши сердце,
подошел Гэсэр к большому камню,
бывшему воителем при жизни,
и, потрогав камень, осквернился,
и упал бы, если б этот камень
не оборотился бы медведем
и не поддержал Абай Гэсэра.
Сэнгэлэн из бороды надергал
волосков, поджег — и едким дымом
окурил медведем ставший камень.
И медведь опять преобразился —
оживленным батором явился.
Тридцать два воителя Гэсэра,
триста храбрых лучников Гэсэра
и трехтысячное войско вскоре
с помощью волшебных воскурений
были все оживлены и встали
пред Гэсэром, изготовясь к битвам.
Но Абай Гэсэр домой повел
чтобы напитались и окрепли.
Баторы Гэсэра, разобравшись,
кто и для чего их подло предал,
начали искать Хара Сотона,
чтобы покарать его за подлость.
Но Хара Сотой сбежал и долго
прятался по разным закоулкам
и, конечно, избежал погони.
А когда злодея обложили,
он пробрался в дом Абай Гэсэра
и неузнанным забился в щелку —
и таился, словно мышь, в пыли,
и молился, чтобы не нашли.
Баторы к Гэсэру прискакали,
баторы к Гэсэру подступили:
“Где-то здесь Хара Сотой укрылся!
Выдай дядю своего, племянник!"
Баторам Абай Гэсэр ответил:
“Не видал я здесь Хара Сотона!”
Баторы вскричали: “Нет, ты спрятал!"
Им Гэсэр ответил: “Нет, не прятал!”
Рассердились баторы: “Не выдашь
нечестивого Хара Сотона,
самого тебя мы с ним изрубим!”
И тогда Гэсэр сказал: “Я дядю '
не скрывал, не прятал. Сам укрылся
он в моей руке — рубите руку!”
И когда Гэсэр расправил пальцы,
то на кончике его мизинца
разглядели все Хара Сотона:
нечестивый дядя притаился,
словно тень гэсэровского пальца.
Баторы клинками помахали,
но Абай Гэсэру не посмели
отрубить мизинец: поорали,
побранились да и ускакали.
34. Хитрости Хара Сотона
Прокатился слух, что вроде умер
прохиндей Хара Сотон — расстался,
подлый, с черною своей душою.
И Гэсэр пришел к Хара Сотону,
чтобы отнести его до места,
где умерших родичи хоронят.
Увидал Гэсэр, что мертвый дядя
у стены лежит, закрывши правый
глаз, а левым смотрит, не мигая.
“Плохо умер дядя, очень плохо.
Если у покойника бывает
глаз открытым, то грозят несчастья
родственникам и его потомкам.
Надо чем-то глаз прикрыть бедняге…”
так сказал Абай Гэсэр и дяде
вознамерился его открытый
глаз присыпать черною золой —
и пошарил в очаге рукой.