Великий Гэсэр

Всем изображениям бурханов,
что стояли по углам жилища,
всем изображеньям славных ханов,
что висели на дворцовых стенах,
оба уходящих в путь неблизкий
поклонились, как велит обычай.
Взяли скакунов у коновязей
и в серебряные седла сели
и по ходу солнца поскакали
в сторону земли Ширэм Минаты.
Если тихо едут, то копыта
конские отбрасывают камни
и комки — величиною с чашку,
если быстро едут, то копыта
конские отбрасывают камин
и комки — величиной с корыто.
А порой Гэсэр с Эржэн Шулмою
едут — будто ястребы с утеса
в небо за добычею взмывают,
а порой — как пущенные стрелы
устремляются со свистом к пели.
Скачут по лесам, горам и рекам,
опустив поводья в том разбеге,
скачут по степям и по пустыням,
скакунов кнутом нс подгоняя,
сотни верст за миг одолевая.

До ночевки первой доскакали,
добыли стрелою маралуху —
досыта наелись и уснули,
потники постлав, для изголовий
седла, как обычно, приспособив.
Утром путь продолжили — и снова
скакунов пустили вольным ходом.
Если горы на пути встречались —:
над вершинами перелетали,
если море на пути встречалось —
палочкой волшебной усмиряли
и одолевали перебродом.
Дальше по сверкающему снегу
и по стрекотанию сороки
узнавали, что зима настала;
по траве зеленой и по пенью
жаворонка в сине-белом небе
узнавали, что настало лето.
До второй ночевки доскакали,
добыли стрелою маралуху,
досыта наелись и уснули —
трое суток спали: гак устали.
Утром встали, дальше поскакали,
скакунов бодрить кнутами стали.
Так чуть не пол мира проскакали,
так чуть землю всю не облетели:
все моря земные всех расцветок,
прибегая к палочкам волшебным,
всадники легко преодолели.
Так на землю за Страною Смерти
всадники отважные ступили.
Но и здесь, устроивши ночевку,
добыли стрелою маралуху,
досыта наелись и уснули,
потники постлав, пристроив седла
в изголовья и силки расставив,
ограждаясь от врагов незваных.
Утром встали, скакунов поймали,
оседлали, чаю напились
и свой путь продолжить собрались.

Злобный тот шулма Ширэм Мината
злой своею мыслью все постигнул:
что Гэсэр намерен с ним сразиться,
что идет войной, что сам он близко.
Прихватил шулма свой кнут чугунный
и навстречу грозному пришельцу
вышел, упредить его пытаясь.
Только лишь Гэсэр врага заметил,
в страшного шулму с кнутом чугунным
выстрелил хангайскою стрелою,
что в сраженьях выпускают первой,
Но стрела хангайская не только
не пробила грудь Ширэм Минаты,
но с печальным звоном отскочила.
Взял тогда Гэсэр копье, что может
удлиняться в битве, а от крови
не мягчеть, и не тупиться, если
натыкается на кость иль панцирь, —
и метнул его в Ширэм Минату.
Но копье не только не вонзилось
в грудь шулмы, но, виновато звякнув,
от Ширэм Минаты отскочило
и, отпав, вреда не причинило.

Сам неуязвимый враг Гэсэра
сабли не имел — кнутом чугунным
пользовался в рукопашных схватках.
Стал шулма стегать Абай Гэсэра —
чуть с коня его кнутом не сдернул.