езутешен. У всех машин левое заднее колесо выкрашено черной краской в знак траура, а берега озера всю ночь оглашаются плачем и стенаниями. - Какая прелесть! Давай вернемся. Том. Завтра же! - И без всякого перехода она добавила: - Посмотрел бы ты на нашу малышку! - Я бы очень хотел на нее посмотреть. - Она уже спит. Ей ведь три года. Ты ее никогда не видал? - Никогда. - Ну, если бы ты только на нее посмотрел... Она... Том Бьюкенен, беспокойно бродивший из угла в угол, остановился и положил мне руку на плечо. - Чем теперь занимаешься, Ник? - Кредитными операциями. - У кого? Я назвал. - Никогда не слыхал, - высокомерно уронил он. Меня задело. - Услышишь, - коротко возразил я. - Непременно услышишь, если думаешь обосноваться на Востоке. - О, насчет этого можешь быть спокоен, - сказал он, глянул на Дэзи и тотчас же снова перевел глаза на меня, будто готовясь к отпору. - Не такой я дурак, чтобы отсюда уехать. Тут мисс Бейкер сказала: "Факт!" - и я даже вздрогнул от неожиданности: это было первое слово, которое она произнесла за все время. По-видимому, ее самое это удивило не меньше, чем меня; она зевнула и два-три быстрых, ловких движения оказалась на ногах. - Я вся как деревяшка, - пожаловалась она. - Невозможно столько времени валяться на диване. - Пожалуйста, не смотри на меня, - отрезала Дэзи. - Я с самого утра пытаюсь вытащить тебя в Нью-Йорк. - Спасибо, нет, - сказала мисс Бейкер четырем бокалам с коктейлями, только что появившимся на столе. - Никогда не пью накануне. Хозяин дома с недоверием посмотрел на нее. - Уж будто! - Он залпом осушил свой бокал, словно там только и было что на донышке. - Как тебе что-то удается, для меня загадка. Я посмотрел на мисс Бейкер, стараясь угадать, что такое ей "удается". Смотреть на нее было приятно. Она была стройная, с маленькой грудью, с очень прямой спиной, что еще подчеркивала ее манера держаться - плечи назад, точно у мальчишки-кадета. Ее серые глаза с ответным любопытством щурились на меня с хорошенького, бледного, капризного личика. Мне вдруг показалось, что я уже видел ее где-то, может быть, на фотографии. - Вы живете в Уэст-Эгге? - протянула она несколько свысока. - У меня там есть знакомые. - А я там никого не... - Не может быть, чтоб вы не знали Гэтсби. - Гэтсби? - спросила Дэзи. - Какой это Гэтсби? Я хотел было сказать, что это мой ближайший сосед, но тут доложили, что кушать подано, и Том Бьюкенен, властно прижав мускулистой рукой мой локоть, вывел меня из комнаты, точно шахматную фигуру переставил с клетки на клетку. Томно, неторопливо, слегка придерживая платья на бедрах, обе молодые женщины шли впереди нас к столу, накрытому на розовой веранде, обращенной к закату. Четыре свечи горели на столе, затихающий ветер колебал их пламя. - Это еще зачем? - нахмурилась Дэзи и пальцами погасила все свечи. Через две недели будет самый долгий день в году. - Она обвела нас сияющим взглядом. - Случалось вам когда-нибудь ждать этого самого долгого дня - и потом спохватиться, что он уже миновал? Со мной это каждый год случается. - Давайте придумаем что-нибудь, - зевнула мисс Бейкер, усаживаясь за стол с таким видом, словно она укладывалась в постель. - Давайте, - сказала Дэзи. - Только что? - Она беспомощно оглянулась на меня. - Что вообще можно придумать? Не дожидаясь ответа, она вдруг с ужасом уставилась на свой мизинец. - Смотрите! - воскликнула она - Я ушибла палец. Мы все посмотрели сустав посинел и распух. - Это ты виноват, Том, - сказала она обиженно - Я знаю, ты не нарочно, но все-таки это ты. Так мне и надо, зачем выходила замуж за такую громадину, такого здоровенного, неуклюжего дылду. - Терпеть не могу это слово, - сердито перебил ее Том. - Не желаю, чтобы меня даже в шутку называли дылдой. - Дылда! - упрямо повторила Дэзи. Иногда она и мисс Бейкер вдруг принимались говорить разом, но в их насмешливой, бессодержательной болтовне не было легкости, она была холодной, как их белые платья, как их равнодушные глаза, не озаренные и проблеском желания. Они сидели за столом и терпели наше общество, мое и Тома, лишь из светской любезности, стараясь нас занимать или помогая нам занимать их. Они знали: скоро обед кончится, а там кончится и вечер, и можно будет небрежно смахнуть его в прошлое. Все это было совсем не так, как у нас на Западе, где всегда с волнением торопишь вечер, час за часом подгоняя его к концу, которого и ждешь и боишься. - Дэзи, рядом с тобой я перестаю чувствовать себя цивилизованным человеком, - пожаловался я после второго бокала легкого, но далеко не безобидного красного вина. - Давай заведем какой-нибудь доступный мне разговор, ну хоть о видах на урожай. Я сказал это не думая, просто так, но мои слова произвели неожиданный эффект. - Цивилизация идет насмарку, - со злостью выкрикнул Том. - Я теперь стал самым мрачным пессимистом. Читал ты книгу Годдарда "Цветные империи на подъеме"? - Нет, не приходилось, - ответил я, удивленный его тоном. - Великолепная книга, ее каждый должен прочесть. Там проводится такая идея. если мы не будем настороже, белая раса... ну, словом, ее поглотят цветные. Это не пустяки, там все научно доказано. - Том у нас становится мыслителем, - сказала Дэзи с неподдельной грустью. - Он читает разные умные книги с такими длиннющими словами. Том, какое это было слово, что мы никак... - Не просто книги, а научные труды, - возразил раздраженно Том - Этот Годдард развивает свою мысль до конца. От нас, от главенствующей расы, зависит не допустить, чтобы другие расы взяли верх. - Мы должны сокрушить их, - шепнула Дэзи, свирепо подмигивая в сторону солнца, пламеневшего над горизонтом. - Вот если б вы жили в Калифорнии... - начала мисс Бейкер, но Том прервал ее, шумно задвигавшись на своем стуле. - Суть в том, что мы - представители нордической расы. Я, и ты, и ты, и... - После мгновенного колебания он кивком головы включил и Дэзи, и она тотчас же снова подмигнула мне. - И все то, что составляет цивилизацию, создано нами - наука там, и искусство, и все прочее. Понятно? Было что-то патетическое в его настойчивости, как будто ему уже мало было упоения собственной личностью, с годами еще возросшего. Где-то в доме зазвонил телефон, лакей пошел ответить на звонок, и Дэзи, воспользовавшись минутным отвлечением, наклонилась ко мне. - Я тебе открою фамильную тайну, - оживленно зашептала она. - Про нос нашего лакея. Хочешь узнать тайну про нос нашего лакея? - Я только за тем и приехал. - Ну слушай: раньше он был не просто лакеем, он служил в одном доме в Нью-Йорке, где имелось столового серебра на двести персон, - так вот, он заведовал этим серебром. С утра до вечера он его чистил и чистил, и в конце концов у него от этого сделался насморк... - Дальше - хуже, - подсказала мисс Бейкер. - Верно. Дальше - хуже, и дошло до того, что ему пришлось отказаться от места. Заходящее солнце прощальной лаской коснулось порозовевшего лица Дэзи; я прислушивался к ее шепоту, невольно сдерживая дыхание и вытянув шею, но вот розовое сияние померкло, соскользнуло с ее лица, медленно, неохотно, как ребенок, которого наступивший вечер заставляет расстаться с весельем улицы и идти домой. Вернувшийся лакей сказал что-то почти на ухо Тому. Том нахмурился, отодвинул свой стул и, не произнеся ни слова, пошел в комнаты. У Дэзи словно что-то быстрее завертелось внутри, она снова наклонилась ко мне и сказала напевньм, льющимся голосом: - Ах, Ник, если б ты знал, как мне приятно видеть тебя за этим столом. Ты похож на... на розу. Ведь правда? - обратилась она к мисс Бейкер за подтверждением. - Он настоящая роза. Это был чистый вздор. Во мне нет ничего, даже отдаленно напоминающего розу. Она сболтнула первое, что пришло в голову, но от нее веяло лихорадочным теплом, как будто душа ее рвалась наружу под прикрытием этих неожиданных, огорошивающих слов. И вдруг она бросила салфетку на стол, попросила извинить ее и тоже ушла в комнаты. Мы с мисс Бейкер обменялись короткими, ничего не выражающими взглядами. Я было хотел заговорить, но она вся подобралась на стуле и предостерегающе цыкнула в мою сторону. Из-за двери глухо доносился чей-то взволнованный голос, и мисс Бейкер, вытянув шею, совершенно беззастенчиво вслушивалась. Голос задрожал где-то на грани внятности, упал почти до шепота, запальчиво вскинулся и совсем затих. - Этот мистер Гэтсби, о котором вы упоминали, он мой сосед... - начал я. - Молчите. Я хочу слышать, что там происходит. - А там что-то происходит? - простодушно спросил я. - Вы что же, ничего не знаете? - искренне удивилась мисс Бейкер. - Я была уверена, что все знают. - Я не знаю. - Ну, в общем ... - Она замялась. - У Тома есть какая-то особа в Нью-Йорке. - Какая-то особа? - растерянно повторил я. Мисс Бейкер кивнула. - Могла бы, между прочим, иметь каплю совести и не звонить ему домой в обеденное время. Верно? Пока я силился уразуметь смысл услышанного, в дверях зашелестело платье, скрипнули кожаные подошвы - и хозяева дома вернулись к столу. - Неотложное дело! - нарочито весело воскликнула Дэзи. Она уселась на свое место, метнула испытующий взгляд на мисс Бейкер, потом на меня и продолжала как ни в чем не бывало: - Я на минутку выглянула в сад, там сейчас все так романтично. В кустах поет птица, по-моему, это соловей - он, наверно, прибыл с последним трансатлантическим рейсом. И так поет, так поет... - Она и сама почти пела, не говорила. - Ну разве не романтично, Том, скажи? - Да, сплошная романтика, - сказал он и, словно ища спасенья, повернулся ко мне: - После обеда, если еще не совсем стемнеет, поведу тебя посмотреть лошадей. Опять затрещал телефонный звонок; Дэзи, глядя на Тома, решительно покачала головой, и разговор о лошадях, да и весь вообще разговор повис в воздухе. Среди осколков последних пяти минут, проведенных за столом, мне запомнились огоньки свечей - их почему-то опять зажгли - и мучившее меня желание в упор смотреть на всех остальных, но так, чтобы ни с кем не встретиться взглядом. Не знаю, о чем думали в это время Дэзи и Том, но даже мисс Бейкер с ее очевидной скептической закалкой едва ли удавалось не замечать трескучей стальной навязчивости этого пятого среди нас. Кому-нибудь другому вся ситуация могла показаться заманчиво пикантной, но у меня было такое чувство, что необходимо срочно вызвать полицию. Понятно само собой, что о лошадях больше и речи не было. Том и мисс Бейкер вернулись в библиотеку, словно бы для сумеречного бдения над невидимым, но вполне материальным покойником, а я, притворяясь светски оживленным и слегка тугим на ухо, шел вместе с Дэзи цепью сообщающихся балконов вокруг дома, пока эта прогулка не привела нас к центральной веранде, где было уже совсем темно. Там мы и уселись рядом на плетеном диванчике. Дэзи прижала обе ладони к лицу, словно проверяя на ощупь его точеный овал, а глазами все пристальней, все напряженней впивалась в бархатистый полумрак. Я видел ее волнение, с которым она не в силах была совладать, и попытался отвлечь ее расспросами о дочке. - Мы с тобой хоть и родственники, а мало знаем друг друга, Ник, неожиданно сказала она. - Ты даже на свадьбе у меня не был. - Я тогда еще не вернулся с войны. - Да, верно. - Она помолчала. - Знаешь, Ник, мне очень много пришлось пережить, и я теперь как-то ни во что не верю. Судя по всему, у нее для этого были основания. Я немного подождал, но продолжения не последовало, и тогда я довольно беспомощно ухватился опять за спасительную тему о дочке. - Она, должно быть, уже разговаривает, и... и ест, и все такое. - Ну, конечно. - Она рассеянно взглянула на меня. - А хочешь знать, что я сказала, когда она родилась, Ник? Интересно тебе? - Очень интересно. - Это тебе поможет понять... многое. Еще и часу не прошло, как она появилась на свет, - а где был Том, бог его знает. Я очнулась после наркоза, чувствуя себя всеми брошенной и забытой, и сразу же спросила акушерку: "Мальчик или девочка?" И когда услышала, что девочка, отвернулась и заплакала. А потом говорю: "Ну и пусть. Очень рада, что девочка. Дай только бог, чтобы она выросла дурой, потому что в нашей жизни для женщины самое лучшее быть хорошенькой дурочкой". - Я, видишь ли, думаю, что все равно на свете ничего хорошего нет, продолжала она убежденно. - И все так думают - даже самые умные, самые передовые люди. А я не только думаю, я {знаю}. Ведь я везде побывала, все видела, все попробовала. - Она вызывающе сверкнула глазами, совсем как Том, и рассмеялась звенящим, презрительным смехом. - Многоопытная и разочарованная, вот я какая. Но как только отзвучал ее голос, принуждавший меня слушать и верить, я сейчас же почувствовал неправду в ее словах. Мне стало не по себе, как будто весь этот вечер был рассчитан на то, чтобы через обман и хитрость заставить меня волноваться чужим волнением. Прошла минута, и в самом деле - на прелестном лице Дэзи появилась самодовольная улыбка, словно ей удалось доказать свое право на принадлежность к привилегированному тайному обществу, к которому принадлежал и Том. Алая комната цвела под зажженной лампой. Том сидел на одном конце длинной тахты, а мисс Бейкер, сидя на другом, читала ему вслух "Сатердей ивнинг пост" - в ее чтении все слова сливались в ровную убаюкивающую мелодию. Свет играл яркими бликами на ботинках Тома, тусклым золотом переливался в волосах мисс Бейкер, напоминавших цветом осеннюю листву, скользил по страницам, перевертываемым упругим движением сильных, мускулистых пальцев. Увидя нас, мисс Бейкер предостерегающе подняла руку. - "Продолжение в следующем номере", - дочитала она и отбросила журнал. Потом, дернув коленкой, самоуверенно выпрямилась и встала с тахты. Десять часов, - объявила она, поглядев, чтобы узнать это, на потолок. Девочке-паиньке пора в постельку. - У Джордан завтра состязания в Уэстчестере, - пояснила Дэзи. - Ей нужно ехать туда с самого утра. - Ах, так вы - Джордан Бейкер! Теперь я понял, почему мне знакомо ее лицо, - эта капризная гримаска достаточно часто мелькала на фотографиях, иллюстрирующих спортивную хронику Ашвилла, Хот-Спрингса и Палм-Бич. Я даже слышал о ней какую-то сплетню, довольно злую и неприглядную сплетню, но подробности давно вылетели у меня из головы. - Спокойной ночи, - проворковала она. - И пожалуйста, разбудите меня в восемь часов. - Ведь все равно не встанешь. - Встану. Спокойной ночи, мистер Каррауэй. Мы еще увидимся. - Конечно, увидитесь, - подтвердила Дэзи. - Я даже думаю, не сосватать ли вас. Приезжай почаще, Ник, я буду - как это говорится? - содействовать вашему сближению. Ну, знаешь, - то нечаянно запру вас вдвоем в чулане, то отправлю на лодке в открытое море, то еще что-нибудь. - Спокойной ночи! - крикнула уже с лестницы мисс Бейкер. - Я ничего не слыхала. - Джордан славная девушка, - сказал Том немного погодя. - Напрасно только ей разрешают вести такую бродячую жизнь. - А кто это может разрешить ей или не разрешить? - холодно спросила Дэзи. - Ну как кто, - ее родные. - Ее родные - это тетка, которой сто лет. Но теперь Ник приглядит за ней, правда, Ник? Она будет приезжать к нам каждую субботу. Я считаю, что атмосфера семейного дома должна оказать на нее благотворное влияние. Дэзи и Том молча посмотрели друг на друга. - Она из Нью-Йорка? - поспешно спросил я. - Из Луисвилла. Подруга моей юности. Моей счастливой, безмятежной юности. - Ты что, вела с Ником на веранде задушевные разговоры? - спросил вдруг Том. - Задушевные разговоры? - Она оглянулась на меня. - Не помню, но, кажется, мы беседовали о нордической расе. Да, да, именно об этом. Разговор возник как-то сам собой, мы даже не заметили. - Ты смотри, Ник, не верь всякой чепухе, - предостерег меня Том. Я беспечно сказал, что никакой чепухи я не слышал, и немного погодя стал прощаться. Они вышли меня проводить и, стоя рядышком в веселом прямоугольнике света, смотрели, как я усаживаюсь в машину. Я уже включил мотор, как вдруг Дэзи повелительно закричала: "Стой!" - Я забыла спросить одну важную вещь. Мы слышали, что у тебя Там, дома, есть невеста. - Да, да, - с готовностью подхватил Том. - Мы слышали, что у тебя есть невеста. - Клевета. Я слишком беден, чтобы жениться. - А мы слышали, - настаивала Дэзи; к моему удивлению, она опять словно вся расцвела. - Мы слышали от трех разных людей, значит, это правда. Я отлично знал, о чем идет речь, но дело в том, что у меня в самом деле не было никакой невесты. Дурацкие слухи о моей помолвке и были одной из причин, почему я решил уехать на Восток. Нельзя раззнакомиться со старой приятельницей из-за чьих-то досужих языков, но, с другой стороны, мне вовсе не хотелось, чтобы эти досужие языки довели меня до брачного обряда. Я был тронут радушным приемом Дэзи и Тома, даже их богатство теперь как будто меньше отдаляло их от меня, - но все же по дороге домой я не мог отделаться от какого-то неприятного осадка. Мне казалось, что Дэзи остается одно: схватить ребенка на руки и без оглядки бежать из этого дома, - но у нее, видно, и в мыслях ничего подобного не было. Что же касается Тома, то меня не так поразило известие о "какой-то особе в Нью-Йорке", как то, что его душевное равновесие могло быть нарушено книгой. Что-то побуждало его вгрызаться в корку черствых идей, как будто несокрушимое плотское самодовольство больше не насыщало эту властную душу. Уже совсем по-летнему разогрелись за день крыши придорожных закусочных и асфальт перед гаражами, где в лужицах света торчали новенькие красные бензоколонки. Вернувшись к себе в Уэст-Эгг, я поставил машину под навес и присел на заржавленную газонокосилку, валявшуюся за домом. Ветер утих, ночь сияла, полная звуков, - хлопали птичьи крылья в листве деревьев, органно гудели лягушки от избытка жизни, раздуваемой мощными мехами земли. Мимо черным силуэтом в голубизне прокралась кошка, я повернул голову ей вслед и вдруг увидел, что я не один - шагах в пятидесяти, отделившись от густой тени соседского дома, стоял человек и, заложив руки в карманы, смотрел на серебряные перчинки звезд. Непринужденное спокойствие его позы, уверенность, с которой его ноги приминали траву на газоне, подсказали мне, что это сам мистер Гэтсби вышел прикинуть, какая часть нашего уэст-эггского неба по праву причитается ему. Я решил окликнуть его. Сказать, что слышал о нем сегодня за обедом от мисс Бейкер, это послужит мне рекомендацией. Но я так его и не окликнул, потому что он вдруг ясно показал, насколько неуместно было бы нарушить его одиночество: он как-то странно протянул руку к темной воде, и, несмотря на расстояние между нами, мне показалось, что он весь дрожит. Невольно я посмотрел по направлению его взгляда, но ничего не увидел; только где-то далеко светился зеленый огонек, должно быть, сигнальный фонарь на краю причала. Я оглянулся, но Гэтсби уже исчез, и я снова был один в неспокойной темноте.