- Леша!- дрожащим голосом обратилась она к Гранину.- Они же его сейчас там…
- Да что они там сделают?- фыркнул Алексей, снимая с жены шарф. Плечи у нее мелко дрожали, он успокаивающе провел по ним рукой, хотя самому было очень не по себе. Он вдруг как-то призадумался: почему Жанна так самоотверженно бросилась сейчас к этому идиоту, назвавшему ее прилюдно шлюхой? Уж не остались ли у нее… да нет, господи, быть не может. Как такое чудо можно любить?
- Леша, я боюсь. Ведь это я все. Я виновата. Я его довела…- Жанна покачала головой, однако, поддаваясь рукам мужа. Гранин снял с нее пальто и перчатки и мягко подтолкнул идти вглубь квартиры.
- Его не ты довела, а идиотизм собственный. Ну хочешь,- Алексей внутренне заскрежетал зубами от негодования.- Я позвоню кому нужно, отпустят его без всяких…
Жанна не ответила. Молча присела она на самый краюшек дивана и каким-то невидящим взглядом обвела дорогую импортную мебель, выполненную на заказ, суперсовременный телевизор и кухонные приборы, красивые мягкие обои, изящные светильники, стильные картины на стенах. «Чем я заслужила это?»- спросила себя Жанна, тупо уставившись на растерянного мужа. Она усмехнулась про себя его виду- самоуверенный и целеустремленный депутат Алексей Вячеславович дома превращался в такого живого, общительного, обидчивого мальчишку Лешу; и сейчас он стоял перед ней не в своем строгом костюме, без своих дорогущих часов, без уложенных специальным гелем волос и бороды, а в любимых шортах, чуть протершихся на поясе, в футболке с дыркой под воротником, но такой удобной и любимой, растрепанный и скромный. Леша Гранин стоял перед ней в своем настоящем, человеческом виде, в том виде, в котором его никогда не знали на улицах, не знали на работе, на телевидении, не знал и Покрышкин…
«Чем?- спросила себя Жанна.- Я ведь просто женщина, которая бросила своего мужа ради большой удачи и надежды на любовь. Я- это ничего особенного. А вот Леша говорит, что очень даже особенная. А Вася мне это говорил?»
Она задумалась над тем, что вообще когда-либо говорил ей Вася. На душе стало как-то темно и горько. Кроме дежурных фраз и редкостного «ну ты ничего такая у меня» да «хорош, все путем будет» ей никогда ничего не доводилось от него слышать.
«Может, этим и заслужила,- подумала Жанна, отворачиваясь к окну. Небо пылало мандариновым закатом.- Что в свое время решила уважать себя.»
По тем же самым унылым коридорам Василия привели на цокальный этаж. В комнате было темновато- ее освещала одна лишь мерцающая лампочка под потолком да экран телевизора, показывающего записи с камер наблюдения- а еще достаточно холодно. С нескольких сторон стены были ограждены железными решетками, за которыми можно было разглядеть небольшие плоские кушетки. За столом, закинув на него ноги, дремал дежурный. Когда Федотыч и Иваныч (как выяснилось в процессе путешествия по коридорам) вошли вместе с Покрышкиным, он вздрогнул, переполошился, но тут же состроил недовольную мину и цокнул языком.
- Ну наконец-то. Так, все, я домой,- и стал поспешно выгребать из ящика какие-то свои личные вещи. Федотыч и Иваныч проводили его молчаливым взглядом, затем пренебрежительно завели покорного Василия в камеру, закрыли его там и уселись друг напротив друга, готовые уже так же мирно отойти ко сну, как и их предшественник-дежурный.
Вася огляделся кругом. Он понимал уже, что сопротивляться бесполезно, но чувство невысказанного не давало ему покоя. Он трижды обошел свою камеру кругом, внимательно ощупал стены и железные прутья, начал было шептать себе что-то под нос… как вдруг, красивый глубокий голос из тени противоположной камеры обратился к нему:
- Здравствуйте.
- Привет, дядь Макар,- отозвался, зевая, Федотыч.
Васька подошел вплотную к решетке и внимательно вгляделся. В самом углу что-то зашевелилось, зашебуршала одежда и послышалось неловкое кряхтение. Наконец, на свет вышел мужчина лет шестидесяти пяти, одетый в очень неопрятную, порванную одежду- бомж. Но что самое было в нем поразительное, так это существенный контраст его лохмотьев и нестриженных волос и бороды и тонких, прямо аристократических черт лица, с вытянутой прямой переносицей и поразительными глубокими синими глазами, умно и открыто глядевшими из-под седых кустистых бровей. Казалось, будто это- именитый актер в гриме какого-то бродяги, и что достаточно ему выйти из своего образа, как он немедленно окажется в дорогом аккуратном костюме и с лаконичной классической стрижкой.
Макар некоторое время с живым интересом оглядывал Покрышкина. Вася растерялся; он так и не ответил на приветствие, продолжая зачарованно глядеть на незнакомца, поражавшего так и сквозившей от него мудростью и простотой. Он не был похож на чопорного профессора или безумного гения; ум соединялся в нем с открытостью, с трепетным теплом, тлеющем в глубине его очень подвижных глаз. Хотелось такого человека усадить подле себя и слушать, слушать, и неважно совсем, о чем будет он говорить; Макар производил впечатление того, кто может говорить обо всем на свете простым и доступным языком, но вместе с тем говорить мудро, глубоко и дальновидно.