– Какие могут быть дела на вахте ночью? Все в увольнении гуляют перед рейсом, а я на трапе торчу, – огорчился вахтенный и попросил у Шуры папиросу.
Балаганов провел Бендера к себе в каюту и пошел за Конрадом Карловичем.
– Ждите! – сказал он. – Сейчас на судне никого нет, кроме вахтенных, да и темно. Я приведу старика, и вы сможете решить свое дело.
Балаганов прикрыл дверь и отправился на верхнюю палубу. Он быстро нашел на корме поддон с тюками хлопка и осторожно начал прощупывать руками каждый тюк.
Наконец на одной из брезентовых обшивок он нащупал разрез и, раздвинув его руками, тихо позвал:
– Конрад Карлович, это я, Шура. Где вы?
Но ответа не последовало. Балаганов засунул руки поглубже в хлопок, но пассажира не обнаружил. В растерянности, он раздвинул разрез обшивки пошире, залез в тюк и, разрывая спрессованный хлопок, начал искать старика. Но все было бесполезно: Конрад Карлович исчез бесследно.
Поняв, что в хлопке пассажира нет, Шура вылез наружу и, прислонившись к борту, задумался:
– Неужели старика нашли, и ссадили с судна? Нет! Если, если бы это случилось, то вахтенный рассказал бы ему, – видимо, Конрад Карлович вылез из тюка и спрятался на судне. И где же искать беглеца? Но искать надо!
Балаганов обследовал другие тюки с хлопком, тщательно обыскал все палубные надстройки, прикрепленные к бортам шлюбки и, даже, ящики с песком. Но поиски его были тщетны!
– Видимо, старик забрался в трюм, – решил Шура. – Надо брать фонарь и искать его там.
– Где пассажир? – бросился к Балаганову Остап, когда тот вошел в каюту.
Шура с тревогой посмотрел на командора и тихо сказал:
– Вы знаете, старика нигде нет. Он вылез из тюка и найти его на палубе я не смог. По всей вероятности он в трюме. – Так идем в трюм! – закричал Бендер. – Времени уже нет совсем!
Балаганов достал из рундука большой импортный фонарь.
– В Лондоне купил, на аккумуляторе работает, – похвастался он, – Пошли!
На палубе было оживленно: матросы возвращались из увольнения и заступали на вахту; судно готовилось к отплытию в дальнее плавание.
– Быстрее, быстрее! – торопил Балаганова Бендер.
Но дойти до трюмного люка они не успели.
– Балаганов и ты, как там тебя, быстро ко мне! – вдруг послышался повелительный окрик. – Где вы шляетесь?
Шура обернулся – их звал боцман.
– Пошли к боцману, – тихо сказал Балаганов. – И помните, вы матрос Степан Кошкин из Владивостока.
– Как там тебя? – боцман ткнул новичка пальцем в грудь.
– Степан Кошкин, – ответил матрос.
– Так вот, Балаганов, и ты, Степан Кошкин, следуйте за мной, будете крепить груз на корме.
На корме, кроме поддона с хлопком, стояли большие деревянные ящики с иностранными надписями на крышках. Ящики, которых насчитывалось не менее тридцати штук, были закреплены тросами к специальным палубным крюкам.
– Слушайте наряд, матросы, – грозно прорычал боцман. – Тросы крепления на ящиках подтянуть на пять оборотов каждый. Ломы в руки и вперед! Запомнили, на пять оборотов, иначе при первой же качке полетят эти рундучки палубу ломать. Лично проверю! Ломы, Балаганов, возьми на юте.
Балаганов сбегал на ют и вернулся с двумя специальными монтировками для натяжки тросов. Матросы приступили к работе, но боцман не уходил и проверял натяжку каждого троса лично.
Время шло быстро; послышался лязг поднимаемых якорей и стук убираемых трапов, задрожала палуба, – это заработали двигатели парохода. Из трубы повалил черный дым, на мачтах зажглись сигнальные фонари, судно дало длинный прощальный гудок и отчалило от пирса.
А двумя часами раньше, к тринадцять номеру корабля-гостинницы «Нептун» подошла пожилая уборщица со шваброй и полным ведром в руках, из кармана черного застиранного халата достала связку ключей иотворила дверь. В каюте, на железной койке, безмятежным сном спал святой отец Федор Востриков. Ему снились бескрайние морские просторы и загадочный, свободный французский портовый город Марсель. Уборщица плеснула на железный пол воды и принялась за уборку; от стука швабры о пол в каюте образовался страшный грохот. Отец Федор заворочался во сне, потянулся во весь свой незначительный рост, крякнул и открыл глаза. Увидев старушку со шваброй в руках, он в недоумении перекрестился и сел на кровати. Уборщица, заметив, что жилец проснулся, сказала:
– Я, болезный, прибраться решила, – спишь ты уже шесть часов кряду, а мне домой пора, – вахта, так сказать, моя закончилась.
Востриков ущипнул себя за ухо и, убедившись, что не спит, спросил: