По спине Остапа пробежали мурашки, – дело в том, что брить и стричь ему раньше не доводилось. – Ничего, справлюсь! – ободрил он себя. – Не впервой выкручиваться!
Остап достал из коробки какой-то тюбик и выдавил его содержимое на помазок.
– Пена! – обрадовался он. – Начало удачное! Даст бог и дальше пронесет…
Старшина достал со стеллажа чистую простынь и укутал полковника так, что наружу торчала только усатая голова, сильно заросшая седоватыми жесткими волосами. Джелиев присел на табуретку, готовясь наблюдать за процессом стрижки своего командира.
– Товарищ старшина! – Остап многозначительно развел руками.
– Понимаю, понимаю! – поднял руки старшина, козырнул и осторожно, на цыпочках вышел из каптерки, закрыв за собой дверь.
– Нет, сначала буду стричь! – решил парикмахер, и достал из коробки ножницы и расческу. Он начал свою работу с задней части головы полковника; сначала срезал ножницами волосы на затылке, потом опустился к шее и ушам, – дело спорилось. Осторожно, чтобы не отхватить уши, обошел голову с боков, обрезал большой чуб, бакенбарды и подравнял усы.
– Зря волновался! – ободрял себя Остап. – По моему, все в порядке, у меня врожденный талант к брадобрейскому делу, – Полкан будет очень доволен; возможно, меня даже наградят внеочередным отпуском с выездом на родину! – размечтался успешный парикмахер.
Он отступил от клиента на шаг, чтобы полюбоваться своей работой со стороны и обомлел от неожиданности. Представшее перед ним зрелище было захватывающее: по всей полковничей голове косыми уступами в разные стороны торчали клочки волос, а на некоторых участках головы волос почему-то не стало совсем, и была видна голая кожа.
– Надо подравнять электрической машинкой, – решил парикмахер.
Машинкой было работать удобнее чем ножницами и, как ему показалось, неровные участки удалось выравнять. Затем он лихо подправил баки, чуб, усы и успокоился: – Сойдет! Что ему, в кино сниматься!?
Немного смущали голые лишаи, которые образовались на затылке полковника, но они были сзади и была надежда, что Полкан их не заметит.
– Будем брить! – решил Остап и потер руки, – Оказывается, ничего страшного!
Дело пошло быстрее; парикмахер обильно вымазал мыльной пеной лицо клиента и взял в руки трофейную опасную бритву, которой еще дедушка старшины Джелиева в годы первой мировой войны брил в окопах своего ротного командира господина капитана Кантемирова.
О своем командире дедушка мог рассказывать часами и иначе, как господин капитан, его до самой своей смерти не называл, хотя капитан был зарублен большевиками в ночном бою под Конотопом еще в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году, а дедушка пережил его на девяносто лет.
Отвалившись на спинку кресла, Полкан мирно спал, улыбаясь во сне, – ему снилась его любовница, краснощекая и полногрудая хохлушка Галя, новая молодая жена начальника политотдела полковника Скрынника. Именно к встрече с Галей и готовил Николая Ивановича опытный мастер-парикмахер из Махачкалы. На запененном лице клиента разобрать что-либо было невозможно; Остап осторожно разгладил пену пальцами и нащупал усы. Начал брить с подбородка, постепенно поднимаясь к щекам и вискам, затем подбрил бакенбарды и приступил к усам. Обойдя усы бритвой со всех сторон, он взял ножницы и, примерявшись к правому, укоротил левый ус.
– Вот сейчас, кажется, усы одинаковые, – решил мастер.
Затем он достал из ящика флакон одеколона с распылителем, освежил клиента и приложил к его лицу сухое полотенце. – Полный порядок! – сказал себе брадобрей, отступил от клиента и бросил взгляд на свое произведение.
Из белой простыни выглядывало чучело: из под торчащих в разные стороны островков волос, на голове белыми лишаями проглядывалась полковничья кожа, бакенбарды были разной длины, правый ус почти совсем исчез, а левый лихо торчал вверх. Остап осторожно подрезал и левый ус – под носом у полковника остались две узкие щетки, и его лицо стало походить на морду Гитлера, каким его изображали на карикатурах в годы последней войны. Оттягивая час расплаты, парикмахер щедро обрызгал своего первого клиента лосьеном, причесалего железной расческой и, затаив дыхание, стал ждать его пробуждения. Наконец, полковник потянулся и открыл глаза.
Остап услужливо снял с него простынь и отрапортовал:
– Готово, товарищ полковник!
– Полкан блаженно улыбнулся: – Молодец, боец! Как фамилия?
– Рядовой Бендер-Задунайский!
– Старшина! – позвал Панюков. – Зеркало!
Старшина Джелиев, войдя в каптерку, потерял дар речи и, бледнея все больше и больше, смотрел на дикую физиономию своего командира.